За сценой западных дискуссий действовали и мощные ненаучные факторы. После того как в США в 1954 году рухнул маккартизм, стала распрямляться пружина левого либерализма. С другой стороны, военно-промышленный комплекс, хотя и не названный еще по имени, был уже вполне реальной силой. Вряд ли кого-то с большей легкостью причисляли к этой силе, чем Эдварда Теллера, «отца американской водородной бомбы». Особенно после его книги 1958 года «Наше ядерное будущее: факты, опасности и возможности»122. Книга предназначалась «для непрофессионала, не сведущего в атомах, бомбах и радиоактивности». И Теллер все это мастерски объяснил — и атомы, и бомбы, и радиоактивность. Объяснил с двумя явными целями — злободневной и долгосрочной: чтобы обосновать безопасность и необходимость ядерных испытаний и чтобы убедить в неизбежности ядерной энергии для будущего земной цивилизации. И для того, и для другого следовало обезвредить антиядерные страхи, поселившиеся в обществе.
Несколькими способами, с цифрами в руках, Теллер продемонстрировал ничтожность опасности от радиоактивных осадков. Прежде всего он указал, что радиация от проведенных испытаний составляет лишь несколько процентов от естественной радиации, непрерывно идущей на Землю из космоса (космические лучи) и от естественно радиоактивных минералов. И подчеркнул, что простое перемещение с уровня моря на возвышенность — из Сан-Франциско в Денвер — добавляет к естественному фону в пять раз большую величину, чем все испытания.
Особенно смехотворным Теллер представил беспокойство противников испытаний, сравнив опасность от радиоактивных осадков с бытовыми опасностями. Он свел в таблицу данные, на сколько каждая причина сокращает среднюю продолжительность жизни:
Причина —- укорачивает жизнь на
10 % избыточного веса — 1,5 года
Пачка сигарет в день — 9 лет
Жизнь в городе, а не в деревне — 5 лет
Оставаться неженатым — 5 лет
Сидячая работа — 5 лет
Мужской пол — 3 года
Радиоактивные осадки — 1–2 дня
И подвел итог: «Читатель видит, что опасность глобальных радиоактивных осадков соответствует одной унции (30 г) избыточного веса или одной сигарете в два месяца».
Средний американец, получив столь наглядное представление о мере грозящей ему опасности, должен был задать вопрос: так о чем же шум? И легко мог сам себе ответить: наверное, Альберт Швейцер и Лайнус Полинг замечательные люди, но ни в бомбах, ни в биологических эффектах радиации не сведущие. Первый — музыкант и религиозный философ, освоивший медицину, чтобы служить людям в африканском захолустье. Второй — выдающийся химик. Их нобелевские премии — Премия мира у Швейцера в 1952 году и Премия по химии у Полинга в 1954 году — прямого отношения к делу не имеют.
А тут специалист по бомбам и по радиации в уравновешенной манере разъяснил, что к чему. И в довершение этот специалист сообщил, что в Америке совсем недавно придумали «чистую бомбу», которая поражает огнем и ударной волной, а радиоактивности оставляет пренебрежимо мало, — это термоядерная бомба, в которой атомная «зажигалка» сделана очень маленькой. Испытания таких чистых бомб оставляют еще меньше причин для беспокойства о радиоактивных осадках. И эти испытания необходимы для того, чтобы сделать ядерное оружие еще чище.
Само же чистое термоядерное оружие нужно вовсе не для «убийства миллионов мирных жителей» — это бессмысленно с военной точки зрения, — а для того, чтобы «остановить вооруженные силы агрессора», не дать возможность «красному блоку захватывать одну страну за другой, как только появится возможность», и чтобы, останавливая коммунистических агрессоров, не «убивать жителей той самой страны, свободу которой мы стараемся защитить».
Средний американец не знал, что отношение Теллера к «мощным коммунистическим странам, которые стремятся к мировому господству», имело существенную личную компоненту. Этот венгерский еврей, бежавший от нацизма, испытывал не меньшую антипатию к коммунизму. Как он объяснял в 1996 году своим российским коллегам: «События в Советском Союзе я стал воспринимать особенно эмоционально, когда мой хороший друг и прекрасный физик Лев Ландау был посажен Сталиным в тюрьму. Я знал его в Лейпциге и Копенгагене как страстного коммуниста. И я был вынужден прийти к выводу, что сталинский коммунизм не намного лучше, чем нацистская диктатура Гитлера»123.