Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Лето 1990 года. Третий год я работаю в отделе прозы журнала «Знамя». Нашему главному редактору Григорию Яковлевичу Бакланову удалось уговорить вдову академика Сахарова Елену Георгиевну Боннэр на первую публикацию в России «Воспоминаний» Андрея Дмитриевича именно в «Знамени». А я с некоторых пор считаюсь в редакции специалистом по контактам с суровыми дамами: только что мы напечатали мемуары Анны Михайловны Лариной-Бухариной, которая до меня отвергла трех редакторов. Мы едем в знаменитую квартиру на улице Чкалова. Григорий Яковлевич немного волнуется, по дороге покупаем букет цветов, долго выбираем, советуемся. Розы, не сговариваясь, отвергаем, а вот что в итоге купили — не помню. Разговор сложный, мы не можем опубликовать весь текст целиком, журнальная площадь не позволяет, надо сокращать. О первой жертве договорились сразу: это «научные» главы с формулами и разнообразными «физическими» сюжетами. Но наше редакторское дело — тест на внимательность: что-то сократишь, глядь — в другой главе на это автор ссылается. Так что требовалась еще и ювелирная работа. Когда принципиальная договоренность была достигнута, Бакланов откланялся, оставив меня для конкретных разговоров. Уходя сказал с улыбкой:

— Надеюсь, вы тут без меня Алену не съедите. А то о вас всякое говорят.

И Елена Георгиевна, как всегда точно улавливая интонацию и безошибочно попадая в тон собеседнику, ответила:

— Ну, если что, я косточки на адрес редакции отправлю.

Тогда я познакомилась с Юрием Шихановичем, который, рискну сказать, стал моим другом. И теперь, когда его уже нет, я понимаю, какое влияние на меня имело счастье нашего общения. Вот только не успела я записать Юрины воспоминания, прособиралась…

О въедливости Шихановича ходили легенды. И комментарии к книжному, уже полному варианту «Воспоминаний» в издательстве «Права человека» давались немалой кровью. И Елену Георгиевну мы мучили изрядно. Однажды она очень рассердилась на какой-то очередной малозначимый вопрос и на всю знаменитую сахаровскую кухню: «Вы что, хотите сделать то, чего не смогло КГБ, хотите меня уморить?!».

Удивительное дело: у немногих профессиональных литераторов встречала я такое чувство слова! И когда печатали «Воспоминания», и потом, когда работали над текстами самой Елены Георгиевны — «Postscriptum» и «Вольные заметки к родословной Андрея Сахарова» и, конечно же, мемуарной книгой «Дочки-матери». Это не только документ эпохи, уникальные воспоминания, но потрясающей силы художественное произведение, несомненный факт литературы.

Приходила я обычно к вечеру, после работы. И первым делом, не слушая никаких отговорок, Елена Георгиевна принималась меня кормить. И я соглашалась, даже если была не голодна, потому что это было время поговорить о чем угодно. А с Еленой Георгиевной хотелось разговаривать. Обо всем. Банальность, но в данном случае абсолютная правда: она была замечательным собеседником — и слушала как мало кто умеет, и суждения ее, хотя и казались мне иногда излишне прямолинейными, были справедливы, и умела она находить какие-то правильные слова. В этом я, например, убедилась, когда потеряла отца, который, кстати говоря, был ее ровесником и тоже воевал.

Е. Холмогорова, Ю. Шиханович, Е. Боннэр, декабрь 1995 г, подписание договора на издание «Воспоминаний» А. Д. Сахарова.

Два черных тома «Воспоминаний» вышли в 1996 году, потом Елена Георгиевна болела, потом уехала к детям в Америку, и мы на несколько лет потеряли друг друга из виду.

Но вот однажды мне позвонил директор издательства «Время», где были изданы две моих книги прозы (бывают странные сближения!) и слегка растерянно рассказал следующее. Он вознамерился издать воспоминания и публицистику Сахарова. «С трудом», как он сказал, нашел телефон Елены Георгиевны в Бостоне (Боже мой, он был в моей записной книжке! — но кто же знал). И она сказала, что хотела бы иметь дело со мной. Звоню.

— Елена Георгиевна, как я рада, что Вы меня помните.

— Конечно, помню, и записка Ваша у меня хранится.

Подумалось: что-то у нее с памятью. Ну да, возраст… Никаких записок я не писала. И вдруг понимаю, что с памятью-то плохо как раз у меня.