Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Я стал интересоваться недавно проведенной супругами семнадцатидневной голодовкой <22 ноября — 8 декабря 1981 г. — Сост.>. Нет, не ее мотивами, и не ее требованиями — боже сохрани! Мы, разумеется, знали, что Сахаровы добивались разрешения на выезд в США для невесты Алексея Семенова — сына Елены Георгиевны. Нет, мои вопросы касались лишь технической стороны голодовки, и одно это было уже дерзостью и вызовом. Елена Георгиевна сначала заинтересованно отвечала на эти вопросы, сообщила о батарее бутылок боржоми, которые они запасли по этому случаю. Вспомнили про ирландских террористов, посаженных в тюрьму другой выдающейся женщиной, Маргарет Тэтчер. Эти умирали один за другим примерно на шестидесятый день голодовки. «Мы бы протянули дольше» — заявила Елена Георгиевна. «Потому что все они — молодые парни, а в нашем возрасте обмен веществ идет менее интенсивно». Такой вот светский разговор. Кончилось тем, что раздраженная моими наглыми расспросами, зашедшими слишком далеко в гигиену голодания, Елена Георгиевна разозлилась и сказала, что они же, в конце концов, не медицинским голоданием, в то время модным, занимались. Здесь мы уперлись в незримый предел, и «Шахерезада прекратила дозволенные ей речи». Это я о себе.

Похороны А. Д. Сахарова, 18 декабря 1989.

Не спешите судить о личности по бытовым расслабленным эпизодам. Это путь в заблуждение…

Декабрь 1989 года. Кончина академика Сахарова. Е. М. Примаков, тогда председатель Совета Союза Верховного Совета СССР, после продолжавшихся несколько часов пререканий со Львом Пономаревым и мною позвонил, наконец, Елене Георгиевне и — уж на что был неуступчив кандидат в члены ЦК — не сумел противостоять ее упорству, хотя и пришибленной горем. И, нехотя, но согласился на всенародный сценарий похорон. (Возможно, мы с Левой его утомили; я, во всяком случае, был уже без сил.) А в результате дело чуть не обернулось большой трагедией. Если бы не Е. Г. На ней лежала ответственность за последствия всенародного сценария, и она от нее не уклонилась.

18 декабря 1989 года траурная колонна, шлепавшая по холодным декабрьским лужам за катафалком с телом покойного от здания ФИАН на Ленинском проспекте, влилась в площадь в Лужниках, где уже стояла в ожидании стотысячная масса людей. И когда катафалк стал приближаться к постаменту, с которого должны были произноситься прощальные речи, вся эта масса непроизвольно подалась к центру. Давление сложилось как сумма — совсем небольших по отдельности — давлений, производимых тысячами людей, движимых всего лишь желанием как-то приблизиться к Сахарову. Казалось, нет такой силы, которая могла бы спасти тех, кто был около него (и меня в их числе). Еще несколько секунд — и ситуация стала бы необратимой, милиция ее не контролировала, и обернулась бы десятками, если не сотнями раздавленных, как это было на торжествах по поводу коронации Николая Романова или на похоронах Иосифа Сталина. Но произошло чудо, сотворенное Еленой Георгиевной Боннэр. Неутешная вдова в микрофон с постамента, обращаясь к людям на площади, закричала дословно так: «Подайте назад, сволочи!». Потрясенный Народ повиновался. С ним так еще никто не разговаривал.

Елена Боннэр с коллегами А. Д. Сахарова по ФИАН. Слева направо: Владимир Файнберг, Анатолий Шабад, Борис Болотовский, квартира на Чкалова, 2000-е.

На последовавших весной 1990 года выборах Елена Георгиевна, следуя прижизненной воле А. Д. Сахарова, поддержала мою кандидатуру в Народные депутаты РСФСР, а еще С. А. Ковалева и Л. А. Пономарева. А вот уже на одних из последующих выборов она мне в поддержке отказала. Я не мог понять, почему. Вроде бы, она меня во всем одобряла. Особенно, когда я в ноябре 1994 года заявил позицию по чеченской войне в какой-то телевизионной передаче. Тогда она мне специально позвонила домой. Ей пришелся по душе мой пассаж про то, что Степашину, тогда руководителю ФСК/ФСБ России, не дают, видно, покоя лавры ЦРУ в заливе Свиней. Это про две провальные акции спецслужб: одна — нашей, при попытке захвата Грозного силами российских спецназовцев и чеченской оппозиции, другая — американской, при высадке кубинских контрас на Плайя Хирон в апреле 1961 года. Ни ту, ни другую спецслужбы Елене Георгиевна не жаловала. Надо сказать, что позиция демократов к тому времени еще не успела сформироваться, так что взгляд Е. Г. Боннэр имел определяющее значение. Так почему же она все-таки мне отказала? Чем я ей не показался? Единственная гипотеза: понимала, что время кончилось, и делать в этих властных структурах уже было нечего.

Виктор Шендерович