Наконец, по каким-то дипломатическим или нелегальным каналам это заявление прибыло, и Люся дала мне его прочесть. Я прочел и сказал, что его надо поправить, что некоторые фразы корявые и очень длинные, и что я хочу попробовать его причесать. Люся согласилась, и я принялся за работу, но вскоре понял, что это мне не по силам. Сахаровский текст был нескладен, но монолитен до предела. На следующий день Люся показала мне этот текст с ее врезками и правками. Это было почти чудо. Тон и стиль были сохранены полностью, но при этом документ стал прозрачным и легко читаемым. Я выпросил у Люси оригинал ее правки и хранил его много лет, а потом отдал в Брандайзский Университет — в Сахаровский архив.
О Елене Георгиевне. У Бабеля в «Конармии» есть такие слова: «Правду всякий видит, да нескоро скажет, а он бьет точно, как курица по зерну». Вот это про неё. Она отличалась умением очень точно сформулировать суть вопроса, о чём бы ни шёл разговор. Она очень давно сказала, что курды — самые лучшие союзники Америки на Ближнем востоке и надо, чтоб у них было своё государство. Теперь это всем ясно. А когда Путин стал президентом, я сказал Люсе: «Наверное, это хорошо. При Ельцине в России был бардак, беспорядок, бандитизм. Теперь придет военный человек, как Пиночет в Чили, поставит страну на рельсы после того, что там натворил Альенде». Она сказала: «Юрка, ты ничего не понимаешь. Это КГБ-шник, это не Пиночет, это совсем другое». И она оказалась совершенно права.
Она жила в Бостоне, я жил в пригороде Бостона. Часто я у неё не бывал — это, всё-таки, расстояние, ну и у меня семья, работа. В это время она больше всего общалась с Сашей Горловым[339] — они жили по соседству, в пяти минутах ходьбы друг от друга. Он очень часто навещал её, гулял с ней. В Америке она в основном была занята российскими делами, всё-таки английский у неё был практически никакой. Курила очень много. Но очень интересовалась политической жизнью Америки, много расспрашивала. У неё был живой интерес к жизни.
Максим Франк-Каменецкий
Так сложилась судьба, что многие годы я жил по соседству или с Андреем Дмитриевичем Сахаровым, или с Еленой Георгиевной Боннэр. Мой отец, выдающийся физик Давид Альбертович Франк-Каменецкий, участвовал в атомном проекте с самого начала, и с 1948-го по 1956-й год наша семья жила на «объекте», в Сарове, где разрабатывалось ядерное оружие. Ведущих ученых, переехавших на объект с семьями, селили в добротных двухэтажных коттеджах, и где-то в начале 1950-х в соседнем с нами коттедже поселилась семья Сахаровых.
Несколько слов о быте на объекте. Конечно, мы, да и все, кто там был, жили для того голодного послевоенного времени в относительном достатке. Кроме заключенных, разумеется, которые использовались на строительстве и содержались в зонах внутри большой зоны; большая зона охватывала громадную территорию, приблизительно как Москва внутри МКАД. Куда входил и сам древний город Саров, монастырские постройки которого постепенно разрушали, и окружающие леса, и деревни. Коттеджи обогревались зимой с помощью центрального отопления, но плита, точнее печь, на кухне и колонка в ванной топились дровами. У нас все годы была домработница, из местных, которая жила в маленькой комнатке за кухней. Кроме этой комнатки были еще две комнаты на первом этаже (одна совсем большая, с застекленным «фонарем», типа гостиной и столовой) и две на втором. И еще была просторная застекленная веранда, но ей можно было пользоваться только летом. Отец ездил «на материк» часто, в командировки. Но мы, члены семьи, имели право выезжать из зоны только раз в году, на каникулы. К нам приезжать в гости никому не разрешалось.