Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Приезжая в Россию в последующие годы, я, бывало, встречался там и с чекистами, и с цекистами. Последние к тому времени уже стали бывшими, а некоторые даже как-то «стеснялись» своего партийного прошлого. А то и стали намекать, что именно они и были настоящими диссидентами. Только очень тайными и все понимающими. А вот ненависть к Люсе сохранили почти все из них. Со временем вслушиваясь в их возбужденные упоминанием имени Боннэр речи, вглядываясь в их биографии, в их жен, прочтя (мне повезло!) дневники некоторых из них, я стал догадываться: их стойкая и сильная ненависть к Люсе, которую многие из них и в глаза не видели, а знали лишь по сводкам прослушек да по сочиненным на Лубянке басням о том, что она бьет мужа по голове, и, являясь агентом американского империализма и сионизма, полностью подчинила бедного русского гения себе и воле мировой закулисы, все эти страсти-мордасти связаны с тем, что эти, так сказать, наблюдатели столкнулись в данном случае с чуждой и совершенно непонятной им системой внутрисемейных отношений. Это можно долго описывать многими учеными и скучными словами. Но если просто и коротко, это — большая любовь двух равноправных и разно-талантливых людей. Никакого равноправия в личной жизни чекистских и партийных генералов мне ни разу разглядеть не удалось. (И общее для них злобновато-скептическое отношение к семейной паре Горбачевых и влиянию Раисы на супруга — косвенное подтверждение моей догадки о природе этого кланового «негативизма».) Ну, а в случае с Люсей дело усугублялось еще и корпоративным антисемитизмом, царившим в конторах, наблюдавших за АД и Люсей

— Расскажите о последней Вашей встрече с Еленой Георгиевной на Кейп Коде в 2010 году

Я уже говорил, мы встречались в Штатах несколько раз. Всё это уже после кончины АД и с большими временными промежутками. И в абсолютно иной, не московской уже жизни и обстановке. По сути дела, с времен нашего знакомства на Чкалова пролетела значительная и наверное самая бурная часть личной жизни каждого из нас. Ушли из жизни многие из наших общих друзей. Другие, как и мы сами, и наша жизнь тоже, сильно изменились. Дети выросли, внуки появились. (Мои дети — ровесники Люсиных внуков.) Ну, вот об этом всем и говорили мы в наши американские встречи, в том числе и в 2010-м, на Кейп Коде.

Много, конечно, говорили об АД, о его, так сказать, наследии в общественной мысли и жизни «страны и мира». Сошлись на том, что конвергенция общественных систем — реально наблюдаемый процесс. Однако представления АД о его ходе и последствиях не соответствуют тому, что мы наблюдаем. Сближение общественных систем, сформировавшихся к тому времени, когда Сахаров стал идеологом теории конвергенции, происходит не за счет соединения достоинств «капитализма» и «социализма», а напротив — по линии соединения и дальнейшей «совместной жизни» наиболее порочных черт каждой из них. И «прогресс», о котором писал АД в 1968, и «мирное существование», нам в 2010 виделись совсем не так, как некогда ему…

Ну, и конечно, как бывало и раньше, Люся пересказывала мне свою (отчасти нашу общую) жизнь. (На мой взгляд, она обладала выдающимся мемуарным даром, сильно превосходящим способности в этом ее мужа.) Что-то я записывал, что-то осталось лишь проговоренным… Вообще, существуют прекрасные, ею самой просмотренные и откорректированные записи таких рассказов. Мне довелось читать их. На мой взгляд, именно это надо прежде всего издавать. Фотокарточки «семейства» и отдельных уважаемых товарищей «на фоне Пушкина»— дело важное. Но воспоминания самой Люси о времени и о себе существенно важнее.

Юрий Тувим

Тувим Юрий Ричардович — инженер, участник правозащитного движения в СССР, близкий друг Л. К. Чуковской, Л. З. Копелева, Е. Г. Боннэр и А. Д. Сахарова. В октябре 1975 года, находясь в гостях у Тувима, Сахаров узнал о присуждении ему Нобелевской премии мира.

Мы познакомились в Грузии весной 1972 года. Я был там со своей женой, а сестра моей жены тоже приехала в Грузию со своим мужем. Звали её Юня, она была замужем за известным советским ученым Акивой Ягломом. Акива был соучеником Андрея Дмитриевича, они вместе учились в университете, в одной группе.

Юрий Тувим, 2007.

Юня сказала, что аспиранты Акивы повезут всех смотреть фрески в село Кинцвиси и добавила, что «там будет Андрей». Ну, мало ли Андреев… Мы погрузились в три машины, меня посадили в «Волгу» с этим Андреем, Акивой и ещё какой-то женщиной — как я понял, женой Андрея.