Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

По словам Гали, Сахаров был безумно влюблен, ему очень хотелось оставаться с Люсей наедине. Он постоянно придумывал какие-то смешные извинения, чтобы избежать путешествия втроем — например, вдвоем они ходили за грибами. Люся старалась, чтобы Андрей Дмитриевич был прилично одет, он же всё время старался влезть в какую-нибудь свою старую кофту. Даже при её упорстве, победить его консерватизм ей, по-моему, не удалось.

Пока Люся была замужем за Сахаровым и занималась правозащитной деятельностью, мы общались крайне мало. Наши сферы были совершенно разными, я этим начал заниматься значительно позже, в 1990–1991 году.

Когда Люся занялась общественной деятельностью, я точно знаю, что она не поссорилась со своим прошлым кругом общения. Это отошло на второй план, но не перестало быть важным. Когда меняешь профессию, образ жизни, старые друзья становятся старыми друзьями на отдыхе: не доходят до них руки, перезваниваешься иногда с ними, но не более того. Когда же у Маши случилось несчастье с её последним мужем Сеней — он же Фарада — по-моему, Елена Георгиевна пыталась ей каким-то образом помочь.

Пресс-конференция журналистской Премии в Сахаровском Центре. Уверенно опознаются мужчины: Ю. Самодуров, А. Симонов, А. Панкин и П. Винс, 2007 г.

Когда они вернулись из Горького, я не рвался к ним. Издалека я любил Сахарова, он был мне очень симпатичен, хотя большего стыда, чем когда Сахаров был на трибуне съезда, я не испытывал никогда. Внешне он выглядел жалко, и мне было стыдно за то, что мне его жалко. Умный, тонкий человек, пытающийся сказать нечто, что зал не слышит, президиум не хочет, хочет из всего зала он один, но почему-то он должен договорить это до конца. Объяснить себе это в ту минуту я не мог, мне было за него стыдно. Поразительно, насколько Сахаров был сосредоточен на том, чтобы сказать, насколько он верил в сказанное слово — поразительно для человека математического, формульного[329]. Тех, кто его захлопывал, я просто ненавидел: это совсем другое чувство, я это хамло ненавижу сызмальства.

В двухтысячном году Питер Винс, которого Люся знала ещё по Украинской Хельсинкской Группе (бывший самым молодым её членом), в то время занимавшийся бизнесом, придумал сделать премию Сахарова по журналистике. Почему-то для выработки формата он обратился к Лёше Панкину. Сейчас он уже не входит в жюри премии Сахарова.

Винс обратился к Елене Георгиевне с просьбой благословить эту премию. Люся сказала, чтобы к этой премии привлекли меня. Юрий Самодуров был в жюри с самого начала. Алеша Панкин и Самодуров пришли ко мне. Определение «За журналистику как поступок» придумал я.

Мы вместе написали устав этой премии и послали на утверждение Елене Георгиевне. У неё устав не вызвал никаких серьезных сомнений. Считая Самодурова своим представителем, она полагала, что влияние Сахаровского центра и сахаровского наследия на эту премию, тем самым, сохраняется.

Мы заспорили на первой же премии. У неё была точка зрения, кому её нужно дать, и, как всегда, ей казалось, что никаких возражений, тем более у этих «молодых правозащитников», каковым она считала почему-то Панкина, может быть, меня и, отчасти, Самодурова, не должно быть. Мы слегка поругались, но ничего, не поссорились. Переписка на эту тему велась по интернету, так как к тому времени она была в Америке. Её идея присылать ей список наиболее вероятных победителей на утверждение, естественно, не прошла.

За все годы нашу премию ни разу не выиграл ни один политолог. Номинантами политологи бывали. У нашей премии пять номинантов и один лауреат. Есть копатели, а есть комментаторы — мы предпочитаем копателей. Это Елене Георгиевне не нравилось. Она считала, что самые замечательные — те, кто громче произносят, что эти — сволочи, эти — негодяи и так далее. И те, кто этого не боится произнести, и есть герои. В этом смысле мы сильно расходились в оценках, но, надо отдать ей должное, на нас давить она перестала.

Я многократно сталкивался с Люсиными указаниями, получаемыми из Америки: иногда здравыми, иногда не очень, на мой вкус. Указаниями, имеющими всегда характер императива и отсутствие альтернативы. И представить себе нельзя, что можно было бы иметь другое мнение по этому поводу — это ей было свойственно последние годы. Но я уже тоже зарулил в такие возрастные категории, что меня этим было не взять: ты считаешь так, ну и на здоровье.

Большой связи между Сахаровским центром и Сахаровской премией сегодня нет, Юра два года назад подал заявление о временном выходе из жюри, потому что он хотел участвовать как журналист. В прошлом и позапрошлом годах участвовал, а в этом году — не участвовал ни в каком качестве.

Свести на одной шахматной доске короля-Самодурова и королеву-Политковскую, выслушать их и прийти к какому-то одному выводу — а жюри должно к нему приходить… Анька потом говорила, что Симонов владеет гипнозом.