Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

В 1965 году у Маши Полицеймако внезапно скончался муж, артист Боря Галкин. Ему было чуть больше 20, это была чудовищная трагедия. Там была полусумасшедшая мама, сексуально озабоченная тётя… Всё это происходило на Басманной, а из друзей на Басманной, которые могли что-то сделать, у Маши были только мы с Витькой Сановичем, мы работали в издательстве «Художественная литература» на Новой Басманной. Мы приняли на себя, по тогдашним временам, сложные и противоречивые заботы — Машка была вне себя. А Машка была подругой Елены Георгиевны.

Алексей Симонов

Никакой Георгиевны не было, была просто Люся. Все её звали Люся. Мы стали ходить к Машке на Чкаловскую, а где-то там в соседних квартирах жила Люся со своими двумя ребятами. Старшую, Таню, я очень хорошо помню, мы с ней продолжили знакомство, а младшего Алешу — как-то нет. Семейство было довольно экзотическое. Отношения у Люси с Машей были достаточно доверительные, семейные.

У Маши было несколько друзей по училищу. В том числе её подруга Флора Нерсесова, мужем которой был один из самых близких моих друзей, Эмиль Левин. Он тоже кончал Вахтанговское училище, но заочное или вечернее. Это была общая компания, где я познакомился с Еленой Георгиевной.

Александр Галич, концерт в эмиграции.

Я очень хорошо помню стихи, и мои поэты — это поэты ровно из Люсиного поколения: это Самойлов, Слуцкий, скорее Левитанский и Гудзенко, чем Межиров или кто-то ещё. В 60-е мы периодически встречались ровно для того, чтобы читать друг другу стихи. Это происходило на Чкаловской: либо у Машки, либо у Елены Георгиевны. Квартиры у них были рядом. Конец 60-х — великое время стихов. Самый расцвет Самойлова, самое начало Слуцкого, первые большие хорошие стихи Межирова. Люся любила также стихи Эмки Коржавина, если мне память не изменяет. Предыдущее поколение мы тоже знали и любили: Багрицкий, Луговской, Светлов.

В большой компании стихи читать трудно, компании были на пять-шесть человек — на три бутылки. Кроме стихов, мы ещё и пели: мы пели всё студенческо-туристское — Визбора, Кукина и так далее. Начиная, как ни странно, с покойного Когана.

Вполне возможно, что я познакомил Елену Георгиевну с творчеством Галича. Первые 12 песен Галича я выучил сразу по приезде из Индонезии — в июне 1964 года. Александр Галич жил в соседнем с нами подъезде, мы с ним дружили. Галича тогда услышать ещё было редкостью — приходилось слушать меня.

Я не очень помню подробности наших отношений с Люсей, скорее, сужу по результату. Отношения были такие, что когда в начале 70-х мы встретились с ней в московской консерватории, она мне сказала: «Идем, я тебя познакомлю с мужем. Мужа зовут Андрей». Люся курила, Андрей Дмитриевич, естественно нет, но это её не останавливало — она держала его при курилке. Так я познакомился с академиком Сахаровым.

В каком году это было — не помню. Люся определяла свои отношения с другими людьми достаточно жестко, и жестко этого придерживалась. Она могла назвать Сахарова мужем и до официальной свадьбы.

Когда я познакомился с Сахаровым, я примерно знал, кто это, но он не был для меня тем, кем он стал в последующие годы, — так что не могу сказать, что наше знакомство произвело на меня ошеломительное впечатление. Он был довольно невзрачным мужиком в хорошем, но очень странно надетом костюме. Ему был присущ, скажем, художественный беспорядок. Люся же была собранная, звонкая.

Другая наша связь с Люсей образовалась совсем по другой линии — через Галю Евтушенко. Галя в 1961 году ушла от Луконина и стала, собственно, Галей Евтушенко. Мы жили по соседству. Они с Женей жили в Шебашовском тупике, мы — на улице Черняховского, которая тогда называлась Второй Аэропортовской, у метро «Аэропорт». С Женей я был знаком с 15 лет. Он меня заметил, я ему чем-то был любопытен. Он первый вывел меня в «Коктейль-холл». Как Люся познакомилась с Галей, сказать не могу, но они были очень близки.

Алексей Симонов, конец 90-х.

Когда Сахарова выслали в Горький, Галя была одним из каналов их связи с миром. У Гали было около 70 записок Люси и Андрея Дмитриевича — их отдали в петербургский Музей современной истории. В основном это расписки в получении посылок с небольшими благодарностями. После возвращения из ссылки Галя вывозила Андрея Дмитриевича и Люсю в Отепя, это южная Эстония. Там у Гали был дом. Они не хотели жить у Гали и снимали комнату отдельно, но Галя их там всячески опекала. Галя хорошо знала Отепя, Отепя хорошо знало Галю — к тому времени она жила там уже несколько лет. В Отепя хорошо — там есть и грибы, и ягоды, и лыжи зимой, и плавание летом.

Галя считала Сахарова святым, потому прощала Люсю, если у них и возникали конфликты. Не могу сказать, что она Люсю нежно любила, но она с Люсей дружила — Люся была для неё средством помогать Сахарову, и для неё это было очень важно. Галя в разных ситуациях проявляла себя помощницей — это было её человеческим свойством.