Читаем Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна полностью

У них было три комнаты и было отгороженное место для кухни. Комната Геворка выходила в переулок. Если стоять на Тверской, лицом к «Елисеевскому» магазину, то магазин — раньше, ближе к Пушкинской площади. Следующий пролет — были маленькие магазинчики, «Минводы» — он и сейчас там есть. Он примыкает прямо к «Центральной». В «Люкс» был свободный вход, но стоял швейцар и спрашивал, к кому вы идете, — почти всех он знал в лицо. Там было четыре этажа, лифт.

В 1934 году я пошла в школу, и тогда мы уже переехали. У папы, либо у мамы на работе строили кооперативный дом. Там были смешные взносы по нынешним меркам — три, два рубля. Они не верили в этот кооператив, но вносили деньги. Потом в выходные стали приглашать на субботники. Мы приходили, помогали убирать доски. Потом мы уже въехали в эту квартиру на Чистых прудах. В старые времена они назывались как-то по-другому: в пруд бросали отбросы после забоя скота[301].

Даже в это время мы с Игорем — он был моложе меня — свободно гуляли по улицам — каждую субботу-воскресенье уходили гулять с ним. Игорь заходил за мной, и мы гуляли вместе. Игорь просил: «Па, дай денег на мороженое». «Сто рублей хватит?» — Геворк никаких цен не знал. Игорь: «А мы с Зорькой». «Ну, двести хватит?»

Из «Люкса» мы начинали наши походы. Игорь уже тогда покупал сигареты — ещё до школы. Почему тогда 6-летнему мальчику продавали сигареты, я не знаю. Мы гуляли у кинотеатра «Художественный», там была бегущая строка на крыше зданий, редакции «Известий», «Литературной газеты». Куда бы я ни ходила, мы ходили с ним вместе. Когда надолго уходили — попадало от родителей и ему, и мне. Когда мы стали жить на Чистых прудах, у нас были ещё более длинные прогулки. Мы покупали попкорн — тогда уже он был, он выглядел иначе, но это был попкорн. Мы покупали попкорн и мороженое — такое у нас было питание.

Люся приезжала к нам на дачу, их дача была в Ильинском, также по Казанской дороге. У нас была дача в Удельном. Хотя с моим папой Люся была не в очень хороших отношениях, но это было временами: иногда они стихи вместе читали — Люся безумно много знала наизусть, она меня приучила к стихам, это только её заслуга — папа тоже увлекался и сам немного писал стихи. Люся перед школой часто мне читала: тогда ещё не были распространены подготовительные курсы, так что перед школой я читала только по слогам.

Люся любила классическую музыку, но самой любимой её музыкой был джаз. К музыке её приобщил мой папа, — он играл на скрипке. В детстве Люся читала безумно много. В театр ходила, но больше любила кино.

Об обыске после ареста Геворка Люся рассказывала: в квартиру зашла группа людей, говорили: «Садитесь где хотите, но никуда не уходите». Присутствовали Руфь, Люся и их няня. Кто-то стоял у двери, сидел, кто-то ходил по комнатам. У пришедших было оружие, и оно было видно. Батаня и Игорь приехали с дачи на следующее утро. Не ясно, что искали. После этого Руфи советовали уехать из Москвы, но она не захотела этого сделать. У нас во дворе в 1937-м, когда играли, дети внимательно следили, в какую квартиру пошли арестовывать. Думаю, в Люсином доме было так же.

После ареста родителей Люси и до войны из Ленинграда она приезжала не часто. Во время войны она нас искала, но мы в эвакуации не были прописаны. Она приехала всё-таки к нам в Свердловск — информацию о том, что мы уехали туда в эвакуацию, она нашла где-то в милиции. Нашла она сначала мою маму — она выехала вместе со своей работой. А мы с папой — через «Красный крест».

Три кузины: Зоря Львовна, Наталья Матвеевна и Елена Георгиевна, на Чкалова, 23.06.2002.

Я стояла в очереди, вдруг меня кто-то обхватил сзади. Поднимаю голову — смотрю, Люська в военной форме. Их состав перегнали в Свердловск, а у нас с папой уже были билеты на Москву — блатные, если можно так сказать. Потому что папина сестра с сыном жила под Верхним Уфалеем, город такой есть. Она была знакома с милицией, которая выдавала пропуска. Она получила пропуска на себя и на нас, в июне 1942 года мы были уже в Москве. Люся провожала нас на вокзале, когда из Свердловска мы ехали в Москву. Писем с фронта от Люси не было.

После лагеря, еще до реабилитации, Руфь иногда тайно приезжала к нам в Москву. Когда она впервые к нам пришла я бросилась к ней обниматься, а она говорит: «Зорька, тише, я еле на ногах стою». Она была очень истощена. Она пришла рано утром. Все вскочили, уложили её. Руфь рассказывала, как она в лагере задабривала неполитических заключенных — пересказывала им книги. Бывало, заключенных загоняли в промерзшую воду и держали там. Она рассказывала, что чувствовала, как внутри всё промерзало… За неё вступались зеки, которым она пересказывала книги — это её просто спасало.

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, эпоха, судьба…

Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное
Всё живо…
Всё живо…

В книгу Ираклия Андроникова «Всё живо…» вошли его неповторимые устные рассказы, поразительно запечатлевшие время. Это истории в лицах, увиденные своими глазами, где автор и рассказчик совместились в одном человеке. Вторая часть книги – штрихи к портретам замечательных людей прошлого века, имена которых – история нашей культуры. И третья – рассказы о Лермонтове, которому Андроников посвятил жизнь. «Колдун, чародей, чудотворец, кудесник, – писал о нем Корней Чуковский. – За всю свою долгую жизнь я не встречал ни одного человека, который был бы хоть отдаленно похож на него. Из разных литературных преданий мы знаем, что в старину существовали подобные мастера и искусники. Но их мастерство не идет ни в какое сравнение с тем, каким обладает Ираклий Андроников. Дело в том, что, едва только он войдет в вашу комнату, вместе с ним шумной и пестрой гурьбой войдут и Маршак, и Качалов, и Фадеев, и Симонов, и Отто Юльевич Шмидт, и Тынянов, и Пастернак, и Всеволод Иванов, и Тарле…»

Ираклий Луарсабович Андроников

Биографии и Мемуары / Документальное
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Александр Алексеев (1901–1982) – своеобразный Леонардо да Винчи в искусстве книги и кинематографе, художник и новатор, почти неизвестный русской аудитории. Алексеев родился в Казани, в начале 1920-х годов эмигрировал во Францию, где стал учеником русского театрального художника С.Ю. Судейкина. Именно в Париже он получил практический опыт в качестве декоратора-исполнителя, а при поддержке французского поэта-сюрреалиста Ф. Супо начал выполнять заказы на иллюстрирование книг. Алексеев стал известным за рубежом книжным графиком. Уникальны его циклы иллюстраций к изданиям русских и зарубежных классиков – «Братья Карамазовы», «Анна Каренина», «Доктор Живаго», «Дон Кихот»… «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Пиковая дама» Пушкина, «Записки из подполья» и «Игрок» Достоевского с графическими сюитами художника печатались издательствами Парижа, Лондона и Нью-Йорка. А изобретение им нового способа съемки анимационных фильмов – с помощью игольчатого экрана – сделало Алексеева основоположником нового анимационного кино и прародителем компьютерной графики.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Лидия Степановна Кудрявцева , Лола Уткировна Звонарёва

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии