Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Мы с Лизой были примерно одного возраста, она знала, что я занимаюсь не только журналистской работой, но и помогаю по мере возможности. Также мы поняли с Ваней Ковалевым, что чтобы постоянно получать от него почту, «Бюллетень „В“», я могу забирать их из квартиры Сахарова, не встречаясь с Ваней лично. В квартире постоянно кто-то находился, что делало почти невозможным негласный обыск.

«Бюллетень „В“» выходил очень часто, я это прекрасно знаю — я переправлял его Крониду Любарскому в Германию. Естественно, я не переправлял напрямую, а через родственника во Франции. Это можно было делать только дипломатической почтой.

В июне 1980 я собирался поехать в Париж, чтобы жениться. Елена Георгиевна мне говорит: «Коля, ты не можешь на два дня позже улететь? Руфь Григорьевна не хочет одна лететь на самолете в Париж» (из Парижа она полетела в США). Мы отправились вместе. Помню, Руфь Григорьевну очень жестко шмонали в аэропорту, даже не пропустили копеечные ложки под Хохлому, которые продавались повсюду — чтобы «показать, кто главный». Несколько месяцев до (или после) этого Елена Георгиевна также обращалась ко мне с просьбой отправить телеграмму из Парижа в Нью-Йорк для заочного бракосочетания Лизы.

К моменту, когда меня выдавили из СССР, за мной ездили четыре машины слежки — следили так, чтобы я заметил. Может быть, до этого следили тихо. Когда Ивана Ковалева арестовали (25 августа 1981 г. — Ред.), ему сказали: «А вы знаете, что Милетич — агент французских спецслужб?» Уже в Париже мне Ваня рассказал, что честно ответил: «Он об этом мне ничего не говорил». Абсолютно правильный ответ.

К моему начальнику в AFP в сентябре 1981 пришел Борис Т., «профессиональный друг иностранцев». Тогда он работал в ТАСС, сейчас выступает иногда по «Эху Москвы». Он свободно общался с начальником AFP в Москве, что было невозможно для обычного советского журналиста. У них были близкие отношения, мой начальник менял деньги неофициально через этого человека, что было запрещено, но очень выгодно.

Борис Т. сказал ему, что я агент ЦРУ и британских спецслужб, а также антисоветской организации — какой, не уточнил. И из-за этого будут меня выгонять. Начальник мне это пересказал, и он хотел знать, действительно ли я что-то «плохое и запрещенное» сделал вместе с диссидентами. Я, конечно, ему ответил, что ничего такого — я общаюсь с ними, потому что это источники информации.

Затем мне не продлили визу и аккредитацию, мне пришлось покинуть СССР. Перед отъездом я пришел к Елене Георгиевне (Андрей Дмитриевич уже был в Горьком), она устроила мне проводы — было очень трогательно, для меня это очень хорошие воспоминания. Позже я видел Елену Георгиевну во Франции и Италии.

В это время, помимо меня, ещё 10–12 иностранных журналистов выгнали за общение с диссидентами — это только случаи, которые я помню. Если моему шефу сказали, что я — агент ЦРУ, то у меня есть все основания считать, что и другие высланные журналисты были такими же «шпионами».

Мне кажется, диссидентские материалы, передаваемые на Запад и информация о борьбе правозащитников в СССР влияли на политику США и стран Западной Европы. В СМИ был постоянный поток такой информации — как минимум, это подрывало влияние просоветских и вообще левых партий. A в обществе на Западе из-за этой информации возрастало число людей, которые понимали, что в СССР за решеткой сидят абсолютно невинные люди, что несколько политзэков умерли в лагерях и т. п.

Но, конечно, переломным моментом для Запада было появление там книги «Архипелаг Гулаг», это был огромный удар. До «Архипелага» было множество свидетельств, но люди не были готовы их слушать, после этой книги критической информации об СССР стали верить.

Наталья Мищенко

Мищенко Наталья Матвеевна — двоюродная сестра Елены Георгиевны Боннэр, дочь старшего брата Руфи Григорьевны Боннэр — Матвея Григорьевича Боннэр.

Как наши родственники попали в Читинскую область? Кто его знает. Кто-то говорил, туда какого-то каторжника Боннэра сослали. Никто достоверно не знает. История о том, что какой-то преступник поменялся фамилией с французом на каторге — это домыслы, фантастическая история. Попасть в Сибирь мог кто угодно, и немецкие евреи в том числе. Написание БоннЭр — это самодеятельность, в то время буквы «э» не было в алфавите, так что правильно — БоннЕр.

С мужем Сергеем Максимовичем Мищенко.

Моя бабушка — ее звали Таня, а все (дети, внуки) называли Батаня — урожденная Рубинштейн. Вышла замуж в 17 лет за Григория Боннэра, который был одним из 13 детей Рафаила Боннэра. У Батани и Григория было трое детей: мой отец Матвей (1898), мать Елены Георгиевны Руфь (1900) и Анечка (1902).