Читаем Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна полностью

На студенческих вечерах Лена очень любила танцевать, помню ее лезгинку… И еще, будучи общительной и доброй, она любила, чтобы подруги были счастливы. Она познакомила меня с моим будущим мужем. Во время войны она получила тяжелое ранение и была отправлена в госпиталь в Новосибирск, куда была эвакуирована из Ленинграда ее тетя Люба[289] с сыном 15–16 лет. Он работал на военном заводе; и вот его друг в будущем и стал моим мужем. После войны, закончив Киевский политехнический институт, он приезжал в Ленинград в командировки из Архангельской области, и в 1953 году Лена меня с ним познакомила.

Сталин умер 4 марта 1953, а наша свадьба была 23 марта, у меня дома на Невском проспекте. Были приглашены самые близкие друзья и родные. Всего, может быть, было около 20 человек. И Лена сказала: «Конечно, устраивай праздник». Почти вся страна плакала, а мы радовались… И даже ящик вина принесли мои друзья Лека Либерман и Слава Лапин. Это было очень и очень непросто: во-первых, «достать» вино, во-вторых, я тоже жила в коммунальной квартире, хотя делила ее только с одной семьей; праздновать в такое «тяжелое время», как потеря Сталина, было некоторой опасностью.

После того, как Лена с семьей в 1964 году переехала в Москву, мы виделись все реже, но всегда — в ее приезды в Ленинград. Гуляли по Невскому, ели пирожные в «Норде».

Когда у отца диагностировали опухоль простаты, он неудачно оперировался у себя в Новокузнецке, куда вынужден был уехать в ходе кампании по борьбе с космополитизмом. Он хотел снова оперироваться в Москве, в Боткинской больнице. Не очень помню, в каком году, но это были 1970-е и это был Новый год, и я была с ним в больнице. 31 декабря я позвонила Лене Боннэр, и она пригласила меня встретить новый год. Я взяла такси, где-то прихватила бутылку шампанского и приехала на Чкалова. Лена открывает дверь и говорит: «Познакомься, это мой муж Андрей Дмитриевич». Я газет не читала — Андрей Дмитриевич и Андрей Дмитриевич. В одной из комнат в кровати лежала Руфь Григорьевна. Лена провела меня в их комнату, там вся стена была заставлена книгами, а затем увела на кухню, где было очень уютно.

Елена Боннэр и Изабелла Мажбиц, конец 70-х.

Помню фразу, которую сказал Андрей Дмитриевич и которая согревала меня всю оставшуюся жизнь: «Вы знаете, Беленька, Люся очень хорошо к вам относится и очень вас любит, она рассказывала про вас». Мне было это так приятно! Я уже потом поняла, что это был академик Сахаров.

В 1978 году наш курс выпускников отмечал в ресторане двадцатипятилетие окончания института. Собралось около 170–200 человек, в основном, врачи, жившие в Ленинграде, и только несколько выпускников приехали из других городов. Лена приехала на этот праздник из Москвы одна, без мужа, и немного опоздала. Все столики были уже заняты. И только наш столик — ее близкие друзья — дружно аплодировал ее появлению. Боже мой! Как все боялись приветствовать «жену академика Сахарова»! Во время этого чаепития к нашему столику подходили наши сокурсники, и я помню их слова: «Тебе, Лена, легко говорить открыто все, что думаешь, у тебя за спиной академик, он тебя защитит, а у нас такой возможности нет». Ну и так далее… Все забыли, что она никогда не покорялась чувству страха, ни раньше, ни теперь, ни потом. Ни с первым, ни со вторым мужем.

После этой встречи у меня дома, на Невском проспекте, собралось еще человек 8–10 наших. Много говорили о возможной эмиграции, о будущем наших детей и нашем собственном. Слушали ее, как и 25 с лишним лет назад в наши студенческие годы, с замиранием сердца и по-прежнему с любовью. И никто, или почти никто из собравшихся не знал правды о ее жизни. Никто из нас, и я не исключение, не знал о ее выходе из партии в знак протеста против военных действий в Чехословакии в 1968 году. А ведь этот поступок мог легко закончиться тюрьмой или даже смертью. Разве это нельзя назвать личным героизмом?

В 1977 году я была у них дома, когда приехала ставить в посольстве Голландии какие-то подписи на визе. Руфь Григорьевна дала мне вязаный платок, чтобы я привезла его в США и отдала Татьяне Янкелевич.

Елену Боннэр я совершенно боготворила, и не только я одна. Моя любовь, конечно, перешла и на её детей. Я оказалась в Бостоне благодаря Татьяне, сделавшей гарант моей дочке, которая жила у неё несколько недель, пока обустраивалась в Америке. Я очень любила и Руфь Григорьевну, она иногда имела силы и навещала меня в Бруклайне из Ньютона, где она благополучно и красиво жила со своими внуками. Мы с ней часто говорили о Лене.

На новом месте в Бруклайне мы с Леной, живя рядом, много времени проводили вместе, но это уже совершенно другой «этап жизни».

<p>Николя Милетич</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, эпоха, судьба…

Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное
Всё живо…
Всё живо…

В книгу Ираклия Андроникова «Всё живо…» вошли его неповторимые устные рассказы, поразительно запечатлевшие время. Это истории в лицах, увиденные своими глазами, где автор и рассказчик совместились в одном человеке. Вторая часть книги – штрихи к портретам замечательных людей прошлого века, имена которых – история нашей культуры. И третья – рассказы о Лермонтове, которому Андроников посвятил жизнь. «Колдун, чародей, чудотворец, кудесник, – писал о нем Корней Чуковский. – За всю свою долгую жизнь я не встречал ни одного человека, который был бы хоть отдаленно похож на него. Из разных литературных преданий мы знаем, что в старину существовали подобные мастера и искусники. Но их мастерство не идет ни в какое сравнение с тем, каким обладает Ираклий Андроников. Дело в том, что, едва только он войдет в вашу комнату, вместе с ним шумной и пестрой гурьбой войдут и Маршак, и Качалов, и Фадеев, и Симонов, и Отто Юльевич Шмидт, и Тынянов, и Пастернак, и Всеволод Иванов, и Тарле…»

Ираклий Луарсабович Андроников

Биографии и Мемуары / Документальное
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Александр Алексеев (1901–1982) – своеобразный Леонардо да Винчи в искусстве книги и кинематографе, художник и новатор, почти неизвестный русской аудитории. Алексеев родился в Казани, в начале 1920-х годов эмигрировал во Францию, где стал учеником русского театрального художника С.Ю. Судейкина. Именно в Париже он получил практический опыт в качестве декоратора-исполнителя, а при поддержке французского поэта-сюрреалиста Ф. Супо начал выполнять заказы на иллюстрирование книг. Алексеев стал известным за рубежом книжным графиком. Уникальны его циклы иллюстраций к изданиям русских и зарубежных классиков – «Братья Карамазовы», «Анна Каренина», «Доктор Живаго», «Дон Кихот»… «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Пиковая дама» Пушкина, «Записки из подполья» и «Игрок» Достоевского с графическими сюитами художника печатались издательствами Парижа, Лондона и Нью-Йорка. А изобретение им нового способа съемки анимационных фильмов – с помощью игольчатого экрана – сделало Алексеева основоположником нового анимационного кино и прародителем компьютерной графики.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Лидия Степановна Кудрявцева , Лола Уткировна Звонарёва

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии