Читаем Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна полностью

Осенью 1948 года в Ленинград приезжала Голда Меир и объявляла всюду, где только могла, включая Дом культуры имени Кирова, что студенты еврейской национальности могут принять участие в строительстве молодого, нового государства Израиль.

Это в какой-то степени воспламенило некоторых наших мальчиков, включая Леонида Либермана (Лёку, как мы его называли), Алика Шапиро и, по-моему, Волю Гринфельда. Возможно, было ещё несколько человек, которых я не помню. Намного позже Лена рассказала мне этот эпизод.

Ребята написали заявление, что хотят поехать строить Израиль. Айк Осипович Айвазян обратился к ней с вопросом о том, что ему делать, так как она дружила с нами всеми. Она сказала: «Но ведь это очень опасно!». Она с детства имела опыт взаимодействия с советской властью.

«Ну что, порвем?» — предложил он.

«Конечно!» — ответила она.

Они порвали заявление, благодаря чему сохранили жизнь талантливым ребятам.

Воля Гринфельд родился в Париже, он был сыном советского дипломата. Как можно было вообще выжить в Советском союзе, если в паспорте стояло место рождения Париж, а национальность — еврей? Отец его был убит, мать репрессирована. Воля был очень дружен с Еленой Боннэр. Он был очень талантлив — помимо медицинского, он кончил ещё и исторический факультет — не знаю, где именно: или в педагогическом институте, а может быть и в Ленинградском университете. Это было уникально.

В Боннэр были влюблены все мальчики — и с нашего, и с других курсов. У нее была огромная притягательная сила, привлекавшая к ней людей и сильных, и очень слабых (как я). В друзьях у неё были молодые люди, интересные своим интеллектом, знанием литературы и искусства.

Много могу назвать имен — и Гриша Хай, который был в неё совершенно влюблен, и Воля Гринфельд — черствый и сухой человек, но тоже был в неё влюблен (Гринфельд и Боннэр дружили с первого курса института). Не могу вспомнить ни одной фамилии со старших курсов…

В те годы мы отмечали наши праздники концертами, которые устраивались самими студентами (один-два раза в году: на Новый год, 8 марта, 7 ноября). Я играла на рояле и была обычно первым номером нашей программы, играя пьесы классической музыки. И вот однажды Лена сказала мне: «Ты должна пойти и поиграть в клуб для рабочей молодежи. Ведь эти молодые люди должны уметь слушать классическую музыку и знать композиторов». Я играла им прелюд Рахманинова на совершенно разбитом, старом пианино; не знаю, насколько это было для них интересно, но я была радa выполнить просьбу Елены Боннэр.

На третьем курсе у Лены и Ивана Семенова, ее мужа и нашего студента, родилась очаровательная девочка. Рожала Лена в Институте акушерства и гинекологии имени Отта. Мой отец[287] был профессором акушер-гинекологом и наблюдал ее беременность. Когда девочке Тане было 3 месяца, Лена пришла на одно из наших собраний, где собиралась выступить, и принесла ее с собой. С тех пор мы называли Таню «дитя потока».

Многие наши студенты приходили к ней домой помогать с ребенком. Она жила на улице Гоголя, близко к Невскому проспекту — в одной комнате большой коммунальной квартиры.

Разрешите напомнить, что значит «коммуналка»: обычно 3–4 разные семьи, хотя в квартире Лены таких семей было два десятка, с одной общей кухней, одной общей уборной, одной общей ванной, и одним общим телефоном живут вместе. Спасибо родному любимому отцу, другу и учителю товарищу Сталину за счастливое детство и счастливую жизнь! Но мы не знали другой. И это было лучше, чем война и даже эвакуация в города и деревни Средней Азии. Мы были счастливы…

Некоторых из нас КГБ вербовало для доносов друг на друга, особенно на тех, кто имел собственное мнение о каких-либо политических событиях в стране. Боннэр была прекрасным советчиком. Благодаря своему опыту с ранней юности, с войны, она умела это делать с особенным пониманием, которого у нас не было. До конца моей жизни я ей благодарна за совет, как остаться «приличным» человеком и не быть выгнанной из института.

Думаю, это был первый курс. Мы поступили в Первый медицинский институт в сентябре 1947 года. У нас был курс марксизма-ленинизма. Группа наша была разношерстной. Были студенты, приехавшие из совсем маленьких деревень, а были те, кто закончил ленинградские школы. Занятия по марксизму-ленинизму были очень специфические: какие-то неласковые, зазубренные, ржавые. Но, конечно, мы послушно внимали тому, о чем нам говорят. Одна из преподавательниц, даже помню её имя — Клавдия Дмитриевна — была особенно назойлива и неприятна для нас.

Елена Боннэр и Изабелла Мажбиц, 1949.

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, эпоха, судьба…

Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное
Всё живо…
Всё живо…

В книгу Ираклия Андроникова «Всё живо…» вошли его неповторимые устные рассказы, поразительно запечатлевшие время. Это истории в лицах, увиденные своими глазами, где автор и рассказчик совместились в одном человеке. Вторая часть книги – штрихи к портретам замечательных людей прошлого века, имена которых – история нашей культуры. И третья – рассказы о Лермонтове, которому Андроников посвятил жизнь. «Колдун, чародей, чудотворец, кудесник, – писал о нем Корней Чуковский. – За всю свою долгую жизнь я не встречал ни одного человека, который был бы хоть отдаленно похож на него. Из разных литературных преданий мы знаем, что в старину существовали подобные мастера и искусники. Но их мастерство не идет ни в какое сравнение с тем, каким обладает Ираклий Андроников. Дело в том, что, едва только он войдет в вашу комнату, вместе с ним шумной и пестрой гурьбой войдут и Маршак, и Качалов, и Фадеев, и Симонов, и Отто Юльевич Шмидт, и Тынянов, и Пастернак, и Всеволод Иванов, и Тарле…»

Ираклий Луарсабович Андроников

Биографии и Мемуары / Документальное
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Александр Алексеев (1901–1982) – своеобразный Леонардо да Винчи в искусстве книги и кинематографе, художник и новатор, почти неизвестный русской аудитории. Алексеев родился в Казани, в начале 1920-х годов эмигрировал во Францию, где стал учеником русского театрального художника С.Ю. Судейкина. Именно в Париже он получил практический опыт в качестве декоратора-исполнителя, а при поддержке французского поэта-сюрреалиста Ф. Супо начал выполнять заказы на иллюстрирование книг. Алексеев стал известным за рубежом книжным графиком. Уникальны его циклы иллюстраций к изданиям русских и зарубежных классиков – «Братья Карамазовы», «Анна Каренина», «Доктор Живаго», «Дон Кихот»… «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Пиковая дама» Пушкина, «Записки из подполья» и «Игрок» Достоевского с графическими сюитами художника печатались издательствами Парижа, Лондона и Нью-Йорка. А изобретение им нового способа съемки анимационных фильмов – с помощью игольчатого экрана – сделало Алексеева основоположником нового анимационного кино и прародителем компьютерной графики.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Лидия Степановна Кудрявцева , Лола Уткировна Звонарёва

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии