Читаем Андрей Белый. Между мифом и судьбой полностью

В этом пассаже есть, как кажется, не только воспоминание о светлом прошлом («ясная дружба»), не только констатация разлуки в настоящем («Смерть — победила: это вам — два гроба»), но и надежда на встречу в будущем («<…> наш разговор <…>, — продолжение какого-то единственного разговора, происходившего где-то; а продолжение отнесется в далекое будущее — может быть, — в иные вселенные <…>»). Примечательно, что дорнахская ссора 1915 года, подробно описанная в недавнем «Материале к биографии», не упоминается вовсе, а обмен враждебными книгами оказывается следствием трагического стечения обстоятельств, в которых ни Метнер, ни Белый не виноваты — это мистический рок, действие которого Белый пророчески предугадал в посвященном Метнеру стихотворении…

Можно предположить, что Белый хотел видеть Метнера в числе читателей и этой своей книги (он ведь не знал, что «берлинская» редакция «Начала века» не выйдет в свет). А тогда Метнер, безусловно, вспомнил бы, что в финале «Старинного друга» мечтания лирического героя о новой встрече и продолжении «единственного разговора» осуществились.

<…> Гроб распахнулся. Завизжала скоба.Мне улыбался грустно-онемелый,старинный друг, склонившийся у гроба.Друг другу мы блаженно руки жали.Мой друг молчал, бессмертьем осиянный.Две ласточки нам в уши завизжалии унеслись в эфир благоуханный, —

такова версия «Золота в лазури»[1331], которую Метнер, несомненно, знал наизусть. В «гржебинском» издании начало второй строфы выглядит иначе. Как кажется, усилен эффект радости от обретения прежней дружбы и «старинного друга»:

Мне улыбался грустно-онемелый,старинный друг, склонившийся у гроба, —Светящийся, прозрачный, несказанный…В объятиях друг друга мы сжимали <…>[1332].

Думается, что, рассматривая отношения с Метнером сквозь призму юношеского стихотворения, оказавшегося актуальным, обвиняя в разрыве со «старинным другом» «рок» и подчеркивая мечты о новой встрече, при которой они будут «прежние», Белый, собственно говоря, и делал шаг к примирению. Ведь стихотворные строки, завершающие главу о Метнере в «берлинской» редакции «Начала века» («Бесцельно жду какого-то свиданья»), по мысли практически совпадают с тем «посланием», которое Белый в 1930 году передал через Г. С. Киреевскую Метнеру: «Б<орис> Н<иколаеви>ч ждет (но не просит, т<ак> к<ак> не считает себя виновным) моего прощения»[1333].

* * *

Начиная с Берлина, в том, что писал Белый о Метнере, прослеживались две борющиеся друг с другом тенденции: одна была продиктована желанием доспорить, довести до конца прерванный в 1915 году разговор о «Мусагете» и все же доказать свою правоту; другая — желанием превознести Метнера, сказать о нем много лестного, подчеркнуть его роль в своей жизни и, думается, таким образом наладить отношения. Эти тенденции друг другу не очень противоречили, так как, даже доспаривая, Белый все равно стремился представить себя жертвой, безвинно страдающей, незаслуженно обиженной, а потому требующей понимания и сочувствия (в том числе, а может, и в первую очередь от Метнера). Желание доспорить и доказать свою правоту в конфликте проявилось в автобиографическом очерке «Почему я стал символистом…» (1928)[1334], в мемуарах «Между двух революций». Желание примириться — в поздних редакциях «Начала века», в так называемых «кучинской» редакции (1930)[1335] и «московской» редакции (1932)[1336].

В книге «Ветер с Кавказа»[1337] обе тенденции представлены в полной мере. Вообще появление Метнера в книге, написанной в 1928‐м о впечатлениях от совершенного за год до того (в апреле — июле 1927-го) совместного с Клавдией Николаевной путешествия по Грузии, иначе как странным не назовешь. Ни к Грузии, ни к этому путешествию Метнер не имел решительно никакого отношения. Но по дороге домой — Белый со своей спутницей возвращался по Волге на пароходе «Чайковский» — случилась остановка в Нижнем Новгороде, где на писателя нахлынули ностальгические воспоминания о юности, хоть и полной острых переживаний, но по прошествии времени казавшейся вполне счастливой.

В Нижнем Новгороде Метнер, получивший там должность цензора, обосновался с конца 1902‐го (тогда же началась их бурная переписка)[1338]. А в марте 1904‐го Белый, запутавшийся в своих любовных отношениях с Ниной Ивановной Петровской[1339], к нему приехал, ища дружеской помощи и психологической поддержки: «Я действительно весной „убегаю“ из Москвы к Метнеру, в Нижний Новгород» (МБ. С. 101).

Толчком к «побегу» стало «обстоятельство совсем непредвиденное»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии