Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Дорогой друг, — недавно одна книжечка на неделю меня уложила в лоск до — припадков удушья <…>. Вы угадываете: книжечка — «Дневник» Блока. Могу сказать: кратко: читал-кричал! Т. е. прочтешь страничку, и — взорешь от негодования. Крепко любил и люблю А. А., но в эдаком виде, каким он встает в 11–13<-ом> годах, я вынести его не могу: никогда не мог; и всякий намек на такого, показанного в «Дневнике», Блока вызывает у меня крик страстной, может, пристрастной злобы и негодования; если бы в эпоху 11–13<-го> годов я был жизненно посвящен в труды и дни Блока (изо дня в день), — не было бы в этих годах наших встреч, и, разумеется, — не было бы нашей переписки; я и не подозревал, до какой степени эти «труды и дни»; и до какой степени вовсе не относится к фактам жизни (кутеж, пьянство, беспросветная, ничем не оправданная злость, ибо злость — на себя), а к несносному привкусу очерствения, гнилой мистики, бекетовской спеси и… народофобии; <…> сопоставьте надутое обещание говорить в «Дневнике» о важном с фактическим убожеством «мыслей» «Дневника», в котором 1/50 посвящена культуре, литературе, России вообще, а 49/50 — семейству Бекетовых, «Любе», «маме», «тете Мане» и «Тапсику». Между фразами «была няня Маня» и «выпил бутылку рислингу» — фраза: «Нелепое известие о Сереже Соловьеве». Сережа Соловьев — покушался на самоубийство и был увезен в психиатрическую больницу; Сережа Соловьев — вчера «самый близкий», но… «няня Маня» и «бутылка рислинга» куда более занимает сердце Блока, чем весть о трагедии человека, с которым столькое было пережито. <…> А приори я знал в Блоке такую линию жизни; in concreto, когда она подается на блюде, — со мной делается нечто вроде припадка ярости (Белый — Иванов-Разумник. С. 587–588).

Белый практически раскаялся в том, что в «Воспоминаниях о Блоке», под впечатлением от его смерти и влекомый чувством скорби, он Блока слишком превознес, восхвалил, романтизировал и, более того, признал в конфликтных ситуациях его правоту в ущерб собственным принципам и собственной репутации, как человеческой, так и литературной[1348]: