С другой стороны, ситуации в бою вообще делятся только на три типа: опасные, крайне опасные и пиздец какие опасные. Так что нечего жаловаться на несправедливость. Где бы на поле боя я ни находился, там обязательно будет неразбериха. Такие же бронекостюмы. Такие же враги. Такие же боевые товарищи. Такой же я.
Мои недостойные солдата мышцы уже начали уставать. Но хотя тело осталось таким же, управляющая им операционная система изменилась до неузнаваемости. Из беспомощно плывущего по течению новобранца я превратился в ветерана, управлявшего течением битвы. Я не страдал из-за того, что этот бой повторялся из раза в раз. Я стал машиной для убийства, в которой вместо масла течёт кровь, а электричество заменили нервными импульсами.
Машина не отвлекается на посторонние мысли, она не проливает слёз. На моём лице вечная ухмылка. Я наперёд знаю, что будет дальше, и, когда тело убивает одного врага, глаза ищут второго, а голова — уже третьего. У меня не бывает удач и неудач: я просто сражаюсь, ни о чём не волнуясь. И если эта битва продлится вечно, я даже бровью не поведу.
Выстрелить. Перебежать. Расставить ноги и упереться в землю. Шаг, ещё шаг. Пролетело копьё, разминувшись со мной на десятую долю секунды. Оно вонзилось в землю, и удар поднял клубы пыли. Идеально. Враги не найдут меня через эту завесу, а я их — найду. Вон там. Один, два, три. Пока облако не осело, я прикончил трёх мимиков.
Не задумываясь, пнул одного из товарищей. Будто открываю дверь ногой, пока руки заняты: левая — автоматом, правая — топором. Как же повезло людям, что Господь дал им четыре конечности! Будь у меня их три, я бы сейчас не смог спасти этого неизвестного солдата.
Поворачиваясь, разрубил ещё одного мимика. Хватило одного удара. Затем подбежал к солдату, которого пнул. На костюме волк в короне — кто-то из четвёртой роты. Раз он здесь, мы уже соединились с основными силами. Наступление захлёбывалось.
У его бронекостюма дрожали плечи. Значит, солдат до сих пор в шоке либо от мимика, который пытался его убить, либо от моего пинка. Если ему не помочь, минуты за три его отправят на тот свет.
Я положил ладонь ему на плечо и нащупал разъём.
— Ты помнишь, какая была разница по очкам? — спросил я.
Солдат молчал.
— Я про ваш матч с семнадцатой ротой.
— Что?.. — выдавил он из пересохшего горла.
— Регби. Забыл уже? Говорили, этот матч останется в истории роты: то есть там же разница была не десять и не двадцать очков, а реально до хера. Кстати, про историю роты не я придумал. Если учесть, что любые военные изобретения становятся собственностью армии, она с меня может и денег стрясти за патент.
— Ты… о чём вообще?
— Похоже, пришёл в себя.
В отличие от меня, новобранца, этот парень очухался быстро. Я похлопал его по плечу:
— Должен будешь. Ты из четвёртой роты? Кто именно?
— Ефрейтор Когоро Мурата.
— А я Кэйдзи Кирия.
— Много выпендриваешься. Ты мне не нравишься.
— Взаимно. Желаю удачи.
Мы стукнулись кулаками и разошлись. Я осмотрелся. Побежал. Начал стрелять. Тело изнывало от усталости, но разум был даже яснее, чем во время повседневной рутины. Я чувствовал себя сортировальной машиной для яблок на конвейере: вся лишняя информация автоматически летела в тартарары, и мозг получал лишь то, что необходимо.
Сегодня я снова увидел Риту Вратаски.
Она появилась одновременно со взрывом. Самолёты, кружившие над полем боя на недосягаемой для мимиков высоте, сбросили бомбу с лазерным наведением, и спустя где-то двадцать секунд снаряд ударил именно туда, куда указала королева битвы.
Куда бы ни шла Рита, её сопровождали бомбардировки хирургической точности, распылявшие всё живое и неживое. Если что-то и выползало из кратеров, оно мигом становилось кормом для её топора.
Красный бронекостюм непонятным образом успокаивал меня. Захлебнувшееся было наступление обрело второе дыхание. Рита — непревзойдённый мастер войны. Лучшая из лучших, звезда американского штаба Объединённой армии обороны. Но эти слова не выражают почти ничего. Она действительно была нашей валькирией.
Солдаты замечали на поле боя ярко-красный бронекостюм и сражались с мыслью о ней. Говорят, приток адреналина на качающемся подвесном мосту может заставить женщину полюбить мужчину. Наверняка и поле боя с витающим в воздухе предчувствием смерти подталкивало солдат массово влюбляться в Риту. Наверняка даже Боевой Сукой её назвал какой-то вояка. От души, так сказать.
И как бы я это в себе ни отрицал… но, возможно, что и я начал проникаться к Рите Вратаски чувствами.
Какая разница. Я застрял в этой блядской временной петле, так что ответная любовь мне никак не светит. Даже если я успею за один день наладить с кем-нибудь отношения, на следующий день этот человек станет прежним. Бесконечный цикл лишает меня ценной возможности делить время с другими.
Она помогла мне, когда я был слабым, — успокоила неуместным на поле боя разговором про зелёный чай. Она пообещала, что будет рядом, пока я не умру. К кому ещё мне питать безответные чувства, как не к недосягаемой валькирии?