— Ну перестань. Я слишком резко выразилась. — Рэйчел повернулась лицом к верзиле, а мне за спиной помахала рукой, чтобы я поскорее уходил. — Вот тебе креветка, чтобы ты не сердился.
— Не перестану. Он мне не нравится.
— Успокойся, говорю.
— А сам за себя ответить можешь, салага?!
Мясистый кулак пролетел над плечом Рэйчел в моём направлении. Тело отреагировало само. Шаг правой по часовой, шаг левой — против. Раз-два. Этот способ ходьбы идеально подходит для бронекостюмов с их тяжёлой поступью. Левой рукой и грудью я сбил удар верзилы, одновременно подняв повыше правую руку, чтобы тарелки не упали с подноса. Главное — чтобы центр тяжести был в середине тела. Рэйчел уронила креветку. Я поймал её за хвост, не дав коснуться пола.
Верзила потерял равновесие. Пара неловких шагов — и он свёз со стола еду сидевшего впереди солдата. А я продолжал стоять, держа свой поднос правой рукой.
— Ты уронила, — сказал я, возвращая креветку Рэйчел.
Вокруг раздались одобрительные выкрики. Шея верзилы покраснела.
— Ах ты, мудень!
Он кинулся ко мне. Занёс кулак. Вот мерзавец! У меня была пара мгновений, чтобы принять решение: увернуться, нанести ответный удар или сбежать, поджав хвост.
Мой противник был натренированным бронепехотинцем и проводил техничный удар правым кулаком, но куда ему до скорости мимика? Кроме того, он пытался лишь причинить боль, а не убить. Его рука мощно и бесполезно пронеслась перед моим носом, в то время как его ноги были без защиты. Тут я бы мог его и убить.
Промахнувшийся верзила вернулся в стойку, пыхтя от напряжения. Он постоянно подпрыгивал на месте, подражая боксёрам.
— Хорош бегать, чмо! Дерись давай!
Тебе ещё не надоело? Неужели ты после неудачного удара не понял, что между нами даже не пропасть, а Марианская впадина? Я был удивлён.
Левый хук. Ушёл назад на полшага. Ещё удар. Отступил. Второй, третий, четвёртый… Я устал считать дыры в его обороне. За минуту я мог бы убить его раз десять. Но я здесь не для этого. Моя работа — не отправлять в реанимацию неплохих, хоть и кровожадных бронепехотинцев, а сбрасывать в ад врагов человечества.
После каждого тщетного удара вокруг раздавались крики других парней:
— Чё ты хернёй страдаешь, на нём же ни царапины!
— Мелкий, кончай бегать! Бей! Бей! Бей!
— Яху! Кто-нибудь, стойте на шухере, не пускайте офицеров!
— Ставлю десять баксов на здоровяка!
— Двадцать на мелкого!
— Что за сука стащила мою креветку?!
Чем больше они кричали, тем сильнее напрягались руки здоровяка и тем сложнее ему было попасть по мне. Феррел часто говорит: «Дроби секунду». Сначала я не понимал, как это. Секунда — она и есть секунда; её не сделать ни меньше, ни больше.
Время нельзя растянуть. Зато его можно дробить. Если щёлкнуть тумблером где-то в глубинах сознания, то секунда раздробится на мелкие фрагменты, словно кадры в фильме. Я должен на подсознательном уровне предвидеть, что произойдёт через дюжину кадров реальности, и поступить так, чтобы ситуация обернулась в мою пользу. Людям, которые не подозревают о бесконечном дроблении секунд, не место на поле боя.
Не попасть под удар легко, главное — не вляпаться в ещё какую-нибудь историю. Я нарочно обедал до товарищей по семнадцатой роте, но скоро они тоже придут в столовую. Я должен разрешить ситуацию, пока их нет.
Хорошенько подумав, я решил, что быстрее всего будет пропустить удар. Но я не ожидал, что Рэйчел попытается остановить верзилу. Из-за её прыжка правый кулак противника сбился с курса — он должен был лишь слегка задеть мою щеку, но попал точно в челюсть. Волна жара прокатилась от зубов к носу. Подпрыгнули тарелки на подносе. Краем глаза я увидел спину Риты, выходившей из столовой. В следующий раз эта боль будет мне уроком. Я потерял сознание, какое-то время блуждал в беспокойной дрёме… и пришёл в себя.
Я валялся на «койке» из нескольких поставленных в ряд стульев. На голове лежала женская влажная салфетка. От неё слегка пахло цитрусом.
— Очнулся?
Кухня. Гудел вентилятор вытяжки, всасывая поднимающийся пар. В кастрюлях размером с древние японские гробы[6] булькала жидкость оливкового цвета. На стене висело написанное от руки недельное меню. Сверху его украшало вырезанное из постера мужское лицо.
Я долго сверлил взглядом белоснежные зубы фотографии, пока меня не осенило: это же лицо того мачо, постер с которым висел возле коек семнадцатой роты! А он не такой дурак, как кажется, раз умудрился сбежать из вонючей мужской казармы и теперь лучезарно улыбается женщинам на кухне.
Рэйчел чистила картофелины и кидала в корзину — такую же здоровенную, как и остальная утварь. Именно в эту картошку я врезался на третьем витке, и именно её семьдесят девять раз ел в виде пюре.
Других поваров рядом не было. По всей видимости, Рэйчел не сомневалась в своих силах, поэтому готовила еду для толпы мужиков самостоятельно.
Я поднялся с койки и попробовал подвигать челюстью. Кажется, удачный удар слегка вывихнул мне сустав.
— Прости его. Он на самом деле хороший парень, — сказала Рэйчел.
— Знаю.
— А ты взрослее, чем кажешься…
— Просто не хотелось лишнего шума, — пожал я плечами.