Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

— Ты снюхался с джиннами или накурился опиума? — Мансур все еще никак не мог поверить в столь сказочную историю, хотя лично, собственными глазами видел, как этот странно одетый незнакомец возник посреди залы прямо из воздуха. Хотя это могло быть и не совсем так — кто их знает, этих воров, на что они способны.

— Вот честное слово! — мелко закрестился Максим.

Глаза Мансура тут же полезли из орбит.

— Так ты, оказывается, не только плут, но еще и неверный! — вскричал он, рывком вскакивая на ноги.

— Нет, что вы! — замахал руками Максим. — Я верный! Я очень верный!

— Впрочем… — Мансур внезапно остыл и прошелся туда-сюда, задумчиво глядя себе под ноги. — Какая разница — все равно тебе отрубят голову.

— Не надо! Не надо мне рубить голову! — Максим вывернулся из железной хватки стражника и быстро подполз к ногам Мансура, но тот брезгливо отстранился на шаг. — Я буду служить вам, только не убивайте!

— А что ты можешь, о презренный? Мне бы пригодился изворотливый грозный лев, но никак не блеющий ягненок.

— Я могу… Я могу… воровать! Драться могу, как лев!

— Воровать? — недоверчиво переспросил Мансур. Молодой незнакомец вовсе не походил на искусного вора.

— Да-да! Воровать! Я очень хороший вор! — с надеждой уставился на него Максим.

— Ох, что-то слабо верится, — недоверчиво дернул шеей Мансур.

— Вот! — Максим быстро выхватил из-за пазухи расписную табакерку с золотой чеканкой и протянул ее Главному сборщику налогов.

— Что?.. Как?.. — тот растерянно уставился на знакомую вещицу и быстро захлопал себя руками по халату. — Ах ты, плут! — успокоившись, снисходительно улыбнулся Мансур и погрозил Максиму пальцем, потом забрал у него табакерку и на всякий случай передал ее слуге. — И как же зовут тебя, искусный воришка?

— Максим!

— Махсум? Странно, но это имя совершенно тебе не идет[1]. Хотя с Кади тоже было не все гладко[2]. Черный Махсум… — что-то прикинул Мансур, уставившись в не очень высокий потолок, словно ища на нем ответ на собственные вопросы. — Хорошо, я дам тебе один шанс. Сядь и слушай! — приказал он Максиму и обернулся к стражнику. — А ты позови мне телохранителя моего бывшего гостя. Он должен ожидать за дверями…

Максим или, вернее, теперь Махсум — так и будем его называть, чтобы не вносить путаницы в наше повествование, — а если уж быть совсем точным, то — Черный Махсум гордо и притом неловко восседал в седле, на спине черного арабского скакуна с лоснящимися боками, недоверчиво то и дело косящим свои умные глаза на нового хозяина. Ахмед — бывший телохранитель и правая рука Кади — тоже пребывал не в особом восторге от новоиспеченного главаря. Совершенно безбородый молодой человек с бледной кожей и зелеными глазами в наряде Черного Кади с двумя штопанными дырами на черной рубахе выглядел, мягко говоря, нелепо. Криво пристегнутая к поясу сабля все время била его по ноге и коня по боку, отчего тот вздрагивал и порывался перейти на галоп. А посадка — Ахмед ни разу не видел, чтобы взрослый человек так сидел на коне! Сразу было видно, что этот неизвестно откуда свалившийся на его голову сопляк до того ни разу в жизни не садился на коня, но при этом старался выставить себя асом верховой езды…

— Слушай, нам долго еще ехать? — морщась, устало спросил Махсум, обернув свое лицо с печатью непередаваемой словами боли к ехавшему чуть позади Ахмеду.

— Во-он там две горы, — указал кривым тонким пальцем Ахмед на чернеющие на фоне темно-синего безоблачного неба вершины.

— Это ж… — задохнулся от возмущения Махсум.

— Что? — наивно спросил Ахмед, не дождавшись продолжения.

— Так, ничего, — ушел от ответа Махсум и безнадежно вздохнул, пытаясь поудобнее устроиться в жестком седле.

— Может, остановимся передохнуть… Черный Махсум? — оскалился, хитро прищурив один глаз, Ахмед.

Махсуму в его голосе послышалась неприкрытая издевка, но он решил не связываться, прекрасно понимая, что авторитет еще нужно заслужить.

— Нет! — жестко отрезал он, слишком жестко, на его взгляд: Ахмед мог почувствовать его неуверенность. А впрочем, Махсуму уже было на все наплевать. Тело, непривычное к езде на лошади, невыносимо ныло, а задница, казалось, превратилась в один сплошной синяк. Хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. К тому же он не без основания побаивался, что второй раз самостоятельно взобраться на коня не сможет. — Едем дальше!

— Как пожелаете, — едва склонил голову Ахмед, пряча улыбку в густой бороде. Назвать новоиспеченного главаря уважительным «ако» язык не поворачивался. — Прошу прощения за мое любопытство, но что случилось с Черным Кади?

«Вот же навязался на мою шею!» — в сердцах подумал Махсум, соображая, как бы отвязаться от него. — Он… он неудачно махнул саблей и… порезался.

— Насмерть? — удивленно вздернул брови Ахмед.

— Ага. Момент уморэ!

— О-о! — вытаращился Ахмед на Махсума. Мальчишка оказался не так прост, как он предполагал в начале. Видно, за этим самым «момент уморэ» крылась какая-то страшная тайна. Не иначе, как… Но уточнить Ахмед не решился.