Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

В девятнадцать лет Максим сел основательно, на полтора года за кражу с мордобоем. Перевоспитаться не получилось хотя Максим все полтора года сам себе клялся и божился, что завяжет с этим делом и начнет новую жизнь. Однако желанная свобода не принесла ничего, кроме новых разочарований: Максим оказался никому не нужным, и никто не хотел брать его на работу. Одно счастье — ему выделили однокомнатную квартиру, которая вскоре превратилась в прибежище новых дружков Максима — прощелыг, пьяниц и воров. Соседи долго терпели буйные посиделки Максима, пока в один прекрасный день сосед снизу не рискнул высказаться на сей счет. Максим не помнил подробностей стычки с добродушным соседом, но, как оказалось, он сломал ему пару ребер, подбил глаз и вынес плечом железную дверь…

Новый срок потянул на четыре года. Возмужавший Максим за свои вечные неудачи еще в тюрьме получил прозвище Мах, еще больше обозлился на жизнь и уже не видел себя полноценным гражданином общества. А потому, общество, доведшее его до подобного, должно поплатиться за свои деяния, и Максим решил ему мстить, воруя у него, то есть, беря то, что, по его мнению, он недополучил от него в детстве.

Новая компания не принесла ему желаемого удовлетворения. Громадье планов рассыпалось, словно карточный домик. Ни одного толкового дела, ни капли ощущения радости, все по мелочевке. Плюс сплошные неудачи. А тут еще эта история с полом…

Нет, ну кто тянул его за язык с этими дурацкими клятвами! И откуда он мог знать, что земля, устав держать на себе подобное ничтожество, внемлет его клятве и разверзнется. Хотя земля-то как раз осталась цела, а вот Максим неизвестным ему образом после временного помутнения сознания оказался в неведомой ему внушительной, но скудно обставленной зале какого-то богатого дома. Из обстановки в ней были два подсвечника на длинных ножках, странный узкий шестиугольный столик с кучей восточной посуды и кальяном и еще ворохом подушек вокруг столика. Посуда, как отметил опытный взгляд Максима, была преимущественно золотой и серебряной.

Окон в понимании Максима в комнате не оказалось вовсе, и по зале гулял приятный свежий ветерок, врывающийся в странные узкие и высокие проемы в стене, скругленные сверху и занавешенные лишь тонкой тканью. Больше ничего интересного в комнате не было, если не считать трех мужчин, с удивлением взиравших на незваного гостя.

Первым оказался в меру упитанный мужчина, лысый, но с пышными усами и в дорогом халате; второй — любитель оттенков черного, которого Максим тут же за глаза окрестил готом, с широким скуластым лицом и пронзительным взглядом; третий оказался и вовсе странным — в шальварах и дурацкой распашонке, он стоял навытяжку с высоким узкогорлым чайником в руках и жил лишь одними глазами, поглядывая ими на Максима и почему-то боясь даже пошевелиться.

Пауза затягивалась.

Максим, потерявший дар речи от странности происходящего, тупо разглядывал хозяев этой странной залы; хозяева — его, с нескрываемым интересом и неподдельным удивлением.

— Кто ты, о нахальный юноша, пробравшийся в мои покои, — наконец спросил обладатель шикарных усов, чуть приподнявшись с подушек.

— Кто я? — Максим удивился вопросу, отметив запоздало, что почему-то понимает странную речь, не имеющую никакого отношения к привычному с детства русскому. — Это кто вы такие, и где я вообще?

— Ты пробрался в мои покои, — подвигал усами мужчина в халате, — и еще смеешь задавать глупейшие вопросы? Отвечай: что тебе здесь нужно?!

— Никуда я не пробирался, — с вызовом бросил ему Максим. — Пол треснул, я провалился и… оказался здесь. А вот где «здесь»? — Максим вновь оглядел просторную залу, наполненную странными неведомыми ароматами, каких в городе ему ни разу ощущать не доводилось.

— Ты нагл и хитер, юноша, — укоризненно покачал головой тот, что в халате. — Знай же: меня зовут Мансур, и я Главный сборщик налогов нашего достославного эмира Мухаммеда Аль Кашти! Это его дворец! А вот это, — мужчина обвел залу широким жестом, — мои личные покои!

— Какой еще эмир? — возмутился Максим, складывая руки на груди. — Дворец, сборщик налогов! Вы что, издеваетесь надо мной?

Брови Мансура от подобной наглости поползли на лоб. Он переглянулся с «черным».

— Ладно, пошутили — и будет! — не дождавшись ответа, продолжал Максим. — Мне домой надо. Скажите, как отсюда на Киевскую попасть?

— Киевская? — еще больше удивился Мансур. — Что это — Киевская?

— Да кончайте уже, в самом деле! — фыркнул Максим, но вдруг осознал всем своим существом, что люди, сидящие напротив него, вовсе не шутят. И родная Киевская им так же неведома, как и сам Максим со всеми своими мелкими проблемами.

— Я, кажется, понял, — прогудел сквозь повязку Черный Кади, — этот молодой человек — вор, пытающийся неумело выкрутиться.

— Ах, вон оно что! — почему-то обрадовался Мансур. — Стража!

От зычного рыка хозяина роскошных апартаментов Максим даже чуть присел.