Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

— Мой новый слуга глух и нем. На этот счет можешь не беспокоиться, — Мансур пошевелился, устраиваясь поудобнее на подушках.

— А что же стало с предыдущим?

— Он был слишком разговорчив, — довольно заперхал Мансур.

— Согласен с вами: болтливость — большой грех.

— Я думаю, ты пришел ко мне не обсуждать достоинства и недостатки моих слуг?

— Истинно так, — вновь склонил голову Черный Кади. — Но у меня плохие новости.

— Что случилось? — Мансур тут же весь подобрался, уставившись в непроницаемые глаза гостя.

— Последний караван, равно как и несколько предыдущих, не оправдали наших надежд…

— Я это заметил по… размеру оплаты, — нахмурил жидкие белесые брови Мансур, еще раз взвесил в руке кошель и засунул его под подушку. — Только вот никак не возьму в толк, в чем здесь проблема.

— Проблема, о великий Мансур, в том, что нельзя безостановочно забивать кур, несущих золотые яйца. Нужно давать возможность им плодиться.

— Я плохо понимаю иносказания, — вяло повел плечами тот. — Говори как есть.

Черный Кади задумчиво пожевал губами под повязкой.

— Караваны редеют. Все меньше торговцев хотят отправлять с ними свои товары, а те, кто рискует, отправляют всякую мелочь. Ведь ни один более или менее крупный караван с дорогими товарами еще не добрался до пункта своего назначения.

— Вай мэ! — возмущенно воскликнул Мансур, расплескав чай на свой дорогой халат и даже не заметив этого. — Неужели я должен беспокоиться об этих грязных торгашах, в своей непомерной жадности любыми способами утаивающих от меня налоги!

— Да, но непомерные налоги также заставят их изыскивать иные возможности сбывать свой товар или вовсе покончить с этим благородным занятием.

— Ну и пусть, — упрямо топнул ногой Мансур. — Появятся другие. Торговля всегда была и будет!

— Сомнительное замечание, — проворчал Черный Кади. — Кто будет торговать себе в убыток?

— Ты предлагаешь, чтобы их убытки покрывал я? — грозно сверкнул глазами Главный сборщик налогов. — Мне кажется, ты заговариваешься, Черный Кади! В конце концов мне не составит большого труда найти другого, более удачливого человека на твое место!

— Да поймите же, дело не во мне! — произнес Черный Кади, с трудом сдерживаясь, чтобы не высказать все, что он думает о методах своего покровителя. — Торговцы не хотят отправлять товары с караванами, и скоро нам просто некого будет грабить!

— Ты так думаешь? — Мансур недоверчиво покосился на своего гостя.

— Уверен, о светлейший! — Черный Кади неохотно склонил голову в очередной раз. — Уже сейчас караваны столь редки, что приходится ждать неделю, а то и две. А вспомните, как было в самом начале. Не проходило дня, чтобы по караванным тропам не прошли хотя бы два или три.

— О-хо-хо, — досадливо покачал головой Мансур. — Ладно, присядь. Мы обсудим твое предложение. Я надеюсь, оно у тебя есть?

— Есть, — кивнул Черный Кади, подбирая плащ и опускаясь напротив Мансура.

— Это хорошо. Ешь, пей и рассказывай, — милостиво предложил Мансур, указывая на остатки своего роскошного ужина.

Черный Кади, из принципа ни к чему не притронувшись, взял пустую пиалу и протянул ее слуге…

А в это время, вернее, одновременно с этим разговором, но через тысячу лет происходил еще один разговор. В старом заброшенном доме из почерневших бревен, покосившемся от времени и вросшим в землю, заседала воровская братия, обсуждавшая причины своих неудач последних двух недель. За кривоногим столом в масляных жирных пятнах, пожженном сигаретами и засыпанным пеплом и остатками еды, сидели трое матерых воров с суровыми пропитыми лицами, хмуро взирая на пустые рюмки. В их желтых, чуть дрожащих пальцах дымились сигареты. Под потолком плавало облако сизого дыма. На продавленном облезлом диване, стоявшем у окна, сидели еще двое, помоложе. Эти отрешенно бросали мелкие монетки, пытаясь попасть ими в банку из-под соленых огурцов. Третий — совсем молодой и красный от негодования — стоял по другую сторону стола. Пальцы его рук то сжимались в кулаки, то вновь разжимались.

— Не кипишись, Мах, — скрипучим сухим голосом порекомендовал ему один из сидевших за столом — жилистый бородач с красными поросячьими глазками и сильно оттопыренными ушами, за что носил прозвище Лопух.

— Да, Мах, дал ты маху, — хихикнул один из сидящих на диване и, прикрыв один глаз, метнул в банку очередную медяшку, но опять промазал.

— Я Макс, а не Мах! — молодой человек был уже на грани нервного срыва. Еще немного, и он готов был кинуться на сидящих за столом и расквасить эти ненавистные ему рожи.

— Да какой с тебя Макс, — отмахнулся от него другой сидящий за столом, взялся за початую бутылку водки и разлил ее содержимое по мутным рюмкам. — Макс — это максимум, а ты даже на минимум не тянешь. Косой прав: был ты Махом, им и подохнешь!

— Да я… — вскипел Макс, подступая к столу. — Да я вас…

— Остынь, сказали же, — Лопух ловко выхватил из-под пиджака нож и воткнул его в столешницу. Рюмки подпрыгнули. — Сявка ты еще. Слушай старших да мотай на ус, когда отрастет.

— Ха! — усмехнулся во весь рот Косой.