Аконит

– А кому-то оставляет букеты… Знаешь, о чем я подумала? Есть несколько вещей, которые нужно прояснить до того, как о чем-то говорить. Первое: не левша ли убийца. Уверена, это как-то можно выяснить. Второе: был ли букет убитого инвалида из аконита или с добавлением других цветов. И третье: иссоп… Помнишь, Жнец сказал, что у химика были цветы иссопа? И Аконит не стал перерезать ему горло.

– Аконитин вызывает конвульсии и паралич дыхания. Смерть от яда не то чтобы приятнее, – поморщился Джон.

– Тем не менее, – Кора щелкнула пальцами, оглядываясь в поисках книги по флориографии. Та все еще лежала, забытая, у стены. – Так-так… Что тут? Иссоп! Очищение!

– И?

– Мне кажется, Аконит его в итоге простил. Что бы химик ни сделал, в глазах Гила он заслужил смерть, но он заслужил и прощение. Поэтому только яд. А еще Жнец сказал «бокалы», ведь так?

– Кажется. Думаешь, Аконит устраивал с жертвой посиделки? – Джон отвернулся, стягивая очки.

– Кто знает… – Кора сползла по стене, совершенно обессилев. Мысли, царапающие череп изнутри, натянутые струны нервов и сжатое судорогой горло, которое неистово болело от каждого слова. Энергия, собранная по кусочкам, истрачена. Все вернулось к кладбищу и желтым цинниям на могиле.

Увидит ли он их? Узнает ли?

– Корри, – Джон, опустившийся на колени рядом, осторожно коснулся ее щеки, – ты как?

– Плохо. Я устала. И потеряна, – она устраивалась на полу, чтобы уткнуться лбом в его плечо.

Снаружи громыхнуло, сверкнула молния, а приоткрытое окно хлопнуло от порыва ветра. Разбушевавшаяся природа была точным описанием утомительного вихря эмоций, что разразился у Коры внутри.

Джон ласково провел рукой по шее Коры, его пальцы прошлись к затылку, утонули в локонах. Теплый аромат чая с бергамотом окутывал, а пряный дым, пропитавший рубашку, щекотал нос.

– Тебе надо поспать, мое сокровище. Корри, – вкрадчивый шепот каждым словом целовал оголенную кожу.

– А ты?.. Ты уйдешь? – она подняла голову, чтобы взглянуть на него. На его губы, на мелкий шрам на кривоватом носу, на еще немного сырые черные волосы.

– Хочешь, чтобы я остался? – Джон так и не надел очки, и его глаза цвета мокрого камня смотрели внимательно и… Кора не могла понять, что еще оставалось на дне его зрачков, но это что-то рассыпало мурашки по коже.

– Там гроза, – она выпрямилась, восстанавливая дистанцию между телами, – и ливень. Ты переломаешь себе ноги, если будешь спускаться по сырой и скользкой решетке.

Джон хмыкнул, улыбнувшись, и кивнул.

– Я принесу второе одеяло и плед: одеяло положим на пол, пледом накроешься. И возьми подушку, у меня их две… Кровать двуспальная, – зачем-то брякнула Кора, тут же краснея. – Но ты спишь отдельно.

– Понял, осознал, уразумел, – Джон явно едва сдерживал смех.

Сложенное вдвое одеяло постелили у стены со шпалерой. Плед нежного розового цвета смотрелся презабавно, но был теплым и пушистым. Подушка с постели пропахла ванильными духами, но была лучше, чем ничего.

Убедившись, что подобие постели готово, Кора прикрыла дверь ванной, возвращаясь в спальню.

Странно было расстегивать пуговицы блузки и замочки корсета под ней, стягивать нижние юбки, чулки… Странно, зная, что прямо за стеной – мужчина.

Оставшись в тонкой сорочке, Кора оглянулась на ванную комнату. Дверь туда была закрыта не полностью. Она слышала, как Джон взбивал подушку. Теперь там было тихо, но… Слышал ли он шуршание одежды?

Покрывшись мурашками и почувствовав, как загорелись уши, Кора поспешила забраться под одеяло. «Не думай об этом!» – строго наказала она самой себе, глядя в потолок.

Но в голову, как назло, лезли мысли не самого праведного содержания. Вспомнились теплые ладони Джона, его бережные касания… Кора провела пальцами по шее, по местам, которые ощущали касание чужих пальцев всего несколько интеров назад. Шепот, ласкающий слух, оживал в тишине спальни. Внизу живота возникла приятная щекотка, сбившая дыхание.

Но вдруг разум пронзило воспоминание. Сильные руки, обхватившие ее, запах металла и удушливой мирры. Аконит. Гилберт. Может, потому она тогда и не испугалась? Почувствовала в нем что-то знакомое?

Но узнала ли она бы его в толпе? Его лицо, его голубые глаза и светлые волосы? Нет. Кора помнила Гила по отдельным ярким чертам: по прямому носу, по лазури радужек, по лимонным прядям, выгорающим почти в белые. Но что случилось с ним за тринадцать зим? Он вырос. Его голос изменился, наверняка стал ниже. Может, он похож на голос Кристофера, немного хриплый и грубый? А может, вкрадчивый, каким был, когда Гил начинал что-то объяснять малышке Корри?

В детстве он часто присматривал за ней. Он ловил ее, когда та падала с ветки дерева; он обнимал ее, когда той было грустно; он гладил ее волосы и укачивал, стоило ей захныкать… Гил, которого любила Корри, был очаровательным, умным и заботливым мальчиком. Он хотел быть полицейским, а стал преступником.

Убийца. Он ожесточился. Стал бы он так же нежно касаться ее, как касался Джон? Был ли бы он таким заботливым, каким бывал Кристофер?