Читаем Агриков меч полностью

Не соврал вурд. Таких волков никто из людей в лесу не встречал. Даже не в размерах дело, не в мощи свирепой — глаза у зверя уж очень разумными выглядели. Волки и без того считались животными особенно смышлёными, не зря князья из преданий и сказок в них перекидывались, а которые не перекидывались, те волков обязательно в друзьях держали. Но тут и вовсе взгляд человеческий на людей из-под серой шкуры смотрел.

Тарко меч вытащил, хотя против волка даже обычного не лучшее оружие — меч. Мена-медведица отодвинула парня лапой-рукой и шагнула вперёд. Случайно или нарочно, но ответный рык у неё получился вполне себе медвежий. Волк даже чуток попятился. Не ожидал под землёй такого соперника встретить. И опять же обычный медведь вряд ли его напугал бы, а тут звериное с человеческим сочеталось, как и у самого волка.

А Мена и впрямь выглядела ужасно. К этому времени шерсть отчасти сошла, но большей частью ещё торчала пучками здесь и там, или свалялась, как на сильно заношенной шубе. Половина морды сохранила звериные черты, половина словно облупилась и сквозь неровные лохмотья шкуры проступило человеческое обличье. Настоящая жуть, если такое внезапно увидеть. А в полутьме подземелья девушка выглядела и вовсе зловеще.

Волк отскочил в сторону и немного назад, потом развернулся и скрылся в боковом проходе.

— Кербер стережёт выход из подземелья, но не вход в него, — мрачно заметил Сокол.

— Для Кербера он не очень приветлив, — сказал ополченец.

А Сокол в свою очередь отметил мимоходом, что для горожанина Боюн чересчур много знал и умел.

Часа через два они вышли к первой пещере, а затем подземные залы стали попадаться довольно часто. Город был огромным, но без чар, каким наполняют его овды, выглядел лишь мрачным полудиким подземельем. Тёмные ходы соединяли множество пещер. Некоторые из них походили на кельи, другие казались достаточно просторными, чтобы разместить, возникни такая нужда, целый дворец заодно с садом. В сводах больших залов имелись отверстия, и сквозь ледяную корку в подземелье проникал тусклый свет. Его впрочем, едва хватало, чтобы увидеть стены.

— Неужели лесные девы в эдаком мраке живут? — удивился Пётр. — Тот-то в сказках часто про ямы говорят. Яма она есть. Вроде тех, в каких степняки пленников держат, разве только большая.

— При хорошем освещении здесь всё иначе бы выглядело, — сказал Сокол. — Там где онары остановку делали много любопытного в земле найти можно. Такой камень, если его как следует обработать, выглядит точно стекло цветное. В отблеске факела много не разглядишь, а вот если зал осветить ярко, вот тогда заиграет.

— Эти дыры много ли света пропустят, даже если их от снега и льда очистить? — засомневался Пётр.

— Дыры здесь не для солнца пробиты, а чтобы чад уходил, — пояснил чародей. — А что до света, то у овд свои тайны имеются. Их светильники почти без копоти горят и куда ярче цареградских. Достаточно, чтобы сады подземные цвели. Масло что ли в них особое наливают или чары какие-то неизвестные овды используют — не знаю. Мне, во всяком случае, такое не удалось проделать, а опытов я ставил немало.

— У них и свечи чудесные имеются, — добавил Тарко. — А в лампах хитрость иная. Они из особого железа проволочку делают тонкую, скручивают её и прямо в пламя вставляют, от этого и свет яркий получается.

— Вот как? — удивился Сокол. — Этого я не знал. Особое железо? Хм.

Пока остальные пещеру разглядывали, Боюн всё больше вниз смотрел, под ноги.

— Странно, — заметил он. — Человеческих следов совсем не видно. Если кто-то здесь из людей и живёт, то не в этом конце.

— Город большой, — согласился Сокол. — Места полно. Здесь три таких ватаги как у Фёдора обитать могут, даже и не зная друг о друге.

***

Прислонившись спиной к стене, в проходе сидел человек. Из-за рыжей шубы, его тоже поначалу за зверя приняли, а шедший впереди Боюн чуть клинком не проткнул второпях. Только потом торчащие из меха сапоги разглядели.

— Савелий, — узнал чародей. — Как он здесь очутился?

— Живой? — спросил Тарко.

— Похоже, что живой, — сказал чародей, склоняясь над охотником. — Только в беспамятстве.

— Смотри ты, и вурдам не по зубам оказался, — фыркнула Мена. — Или побрезговали они падалью?

— Оставь, — поморщился Сокол.

— Оставить?! С большим удовольствием. Пусть его здесь подыхает. Вот только вещи свои заберу. А то, как шкура совсем сойдёт, голышом что ли перед вами расхаживать?

Она отложила бережно свёрнутую шубку, затем перевернула сумку охотника, вывалив содержимое на землю, и когтистой лапой принялась расшвыривать вещи. Кое-что знакомое находила, откладывала в сторону. Только к оберегам старалась не прикасаться.

Тем временем чародей положил ладонь на грудь Савелия. Проверил дыхание, затем исследовал кости.

— Придавили его малость. Возможно, рёбра сломали. Но если здесь не бросать, выживет.

— Вот ещё! — Мена сгребла отложенные вещи в кучу и стала запихивать в сумку охотника, так как собственной не нашла.

— Кто же его здесь придавил? — удивился Тарко. — Кабы волк, то порвал бы, да и вурд тоже. Медведей здесь нет, ну кроме Мены, конечно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мещерские волхвы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза