Читаем Агриков меч полностью

Агриков меч

Середина XIV века. Русское средневековье. Ожесточённая борьба князей за политическое господство над Русью пробуждает иной раз силы неведомые, мистические, страшные. Небольшое Мещёрское княжество невольно оказывается в эпицентре событий. Заваривается каша интриг. Восстаёт из пепла легендарный Муром. Два князя претендуют на его трон. К политике примешивается любовь. Муромская княжна выбирает между страстью и долгом. Роман Мещёрского цикла (Мещерские волхвы). Не опубликован на бумаге.

Сергей Фомичев

Историческая проза18+
<p>Агриков меч</p><p>Мещёрский цикл</p><p>Сергей Фомичёв</p>

© Сергей Фомичёв, 2016

© Наталья Торопова, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

<p>Глава первая</p><p>Городец-Мещёрский</p>

Русские князья большими собраниями любят себя окружать, знатью точно мехами дорогими в мороз обкладываются. Бояр бородатых, дружинников, дворню всякую призывают. Не столько разговоры там у них мудрые текут, сколько ливень из шума пустого. Всяк норовит значимость показать, сопернику нос утереть, князю понравиться льстивым словечком или напротив, острым, когда настрой иной у хозяина. А настрой ловить — премудрость великая. И кто где сидит, имеет для них первостепенное значение. На это во все глаза смотрят. Даже слово особое придумали — подсиживать — это значит с соперником местами поменяться и поближе к князю зад переместить.

Мещёрский князь Ук предпочитал в обсуждениях простоту, а в советниках числа малые. Печатник Химарь, два воеводы: Малк, по прозвищу Заруба и Лапша, которые не столько войском и оружием занимались, сколько делами текущими — вот и весь княжеский круг. Круг — одно название. Рассаживаются советники, как захотят, а то и вовсе не садятся — ходят, как и сам Ук по горнице. Говорят без оглядки, когда есть что сказать, могут один другого заткнуть, а то и самого князя перебить при случае. Зато и времени меньше уходит на обсуждения, а в решениях промашка реже случается.

Раньше на совет князь старшего сына звал, Александра, но тот теперь на Елатьме сидит, подходы к стране стережёт. А младший… Князь даже крякнул с досады. Вот проказник-то где уродился — по местам гиблым с приятелями бродит, приключения ищет. Мало сам подставляется, так и сестрицу с собой таскает. Пора бы мальчишке занятие достойное подыскать, не всё духов лесных тревожить. И дочку пристроить лишним не будет. Благо теперь есть куда. И не без пользы, что хорошо.

Сегодняшний совет особым был. Не какие-то мелочи обсуждали, вроде сборов торговых или починки крепостной стены. Дело выходило крупное, если не сказать судьбоносное. Высшего разряда вопрос. И потому собрались советники не в палатах, не в княжеской горнице, как обычно бывает, а на холме, что рядом с крепостью стоит и над Окой возвышается. Открыт всем ветрам холм, но кости застудить они не страшились, а вот ушей длинных здесь опасаться не приходилось — все подходы как на ладони видны. По уму на этом месте следовало бы поставить башню или даже маленький острожек, но высоток под укрепления хватало и так, а пустырь давно приглянулся князю для коротких прогулок, когда хотелось побыть одному, подумать, на простор посмотреть, да для таких вот важных посиделок с советниками.

Чтобы не просто так на траве сидеть, ещё лет пять назад наказал князь пару брёвен на холм притащить. На них и сидели обычно, а в ямке между брёвнами костерок разводили. Глядя на дикий огонь, всегда думалось лучше, и разговор откровеннее становился. Ну, а где костерок, там и трапеза. Печей или жаровен особых не складывали — мясо на прутики нанизывали, к огню склоняли — вот и вся готовка. Вместо стола на тряпице чеснок дикий, лук, прочая зелень, овощи какие-нибудь, смотря по поре. Кувшин берёзовой браги в тени под лопушком. Но пили всегда умеренно, чтобы ум в ясности сохранить и язык прежде времени в узел не заплести.

Выслушав короткие доклады военачальников и печатника, старый князь движением руки попросил тишины и задумался, отложив непрошенные мысли о детях. Советники замерли, не смея шевельнуться, и даже поднести ко ртам налитую уже по кубкам брагу. Перебивать хозяина, когда тот говорит, они себе позволяли, но нарушать тишину, сбивать князя с мысли — совсем иное дело. Тут легко и гнев вызвать. Но даже не в возможном гневе причина. От таких размышлений судьба многих людей зависела, целой страны, и потому терпели советники и щекотание в пересохшем горле, и покалывание в затёкших ногах и все прочие неудобства.

Впрочем, размышлял Ук недолго. Он вдруг встрепенулся, выдернул из земли прутик. Понюхал кусочек мяса, но, видимо решив, что пробовать на вкус ещё рановато, воткнул прутик на место. Затем обвёл взглядом советников и, сделав небольшой глоток из кубка, наконец, подытожил услышанное. И не просто подытожил, а развил мысли и догадки советчиков.

— Константин Васильевич столицу свою в Нижний Новгород перенёс, — произнёс он. — Зачем, спрашивается? Хотел бы покоя, в Суздале куда удобнее отсиживаться. Да и не только от врага хорониться удобно. На Владимир от Суздаля ударить милое дело — один переход всего, а у них, у князей русских, этот самый Владимир вроде посоха рябинного для наших картов. Значит, получается, Константин спиной к соблазну повернулся? Нет, неспроста это, непохоже на Константина. И новое место не просто так он выбрал. Между ордой и Москвой князь встал. Задумал что-то. Голову на кон поставил.

Ук сделал пару неспешных глотков и продолжил размышлять.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мещерские волхвы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза