Адвокат с Лычаковской

— Вполне с вами согласен, пане комиссар. — Клим удивлялся сам себе, как легко удавалось несмотря ни на что сохранять спокойствие. — Даже больше. Готов заключить сделку.

— Сделку? Уже что-то придумал, ловкач? Пани Богданович, кстати, тебя сейчас не спасет, не надейся!

— Я, пан комиссар, давно привык полагаться только на себя. Пани Богданович тут ни к чему. Не надо вспоминать всуе почтенную даму. Про сделку — она очень проста. Вы оставляете меня на свободе. Не выдвигаете никаких обвинений. Снимаете домашний арест. И вообще, полиция оставляет меня в покое. Можно выполнить эту часть?

— Аппетит большой, парень. Я не услышал, что взамен хочешь предложить мне ты. Какие признания, в чем? О них же идет речь, верно? Ты в чем признаешься?

Веко сильно дернулось, выдавая, сколько все ж таки усилий прилагал Клим, чтобы оставаться спокойным.

— Мне не в чем признаваться. Я назову вам имя того, кто убил вора Любка Цыпу. Этот же мужчина с высокой вероятностью раньше убил адвоката Евгения Сойку. — Палец коснулся края правого глаза. — Я отдам вам убийцу, пане комиссар. Здесь и сейчас.

Говорил громко.

Еще и не удержался — снова взглянул на полицейских. Те услышали, подошли ближе без специальной команды.

Ночь становилась все интереснее.

…Решение пришло, только Кошевой увидел труп вора.

Новым знакомым и Йозефу Шацкому не объяснял ничего. Почувствовав тот хрупкий момент, когда события можно обуздать и взять все под личный контроль, Клим немедленно начал действовать. Преимущество лежало в его портмоне, сложенное вчетверо. Его дал, сам того не зная, покойный Сойка.

И полученными знаниями Кошевой воспользовался сполна.

Силезский с Тимою должны поскорее убраться с места, где произошло убийство. Ничего тут не трогать. Шацкий, который уже не на шутку перепугался и которому ночное приключение совсем перестало нравиться, должен был быть скоро доставлен домой. И для своего же блага держать язык на привязи. Объяснения для своей Эстер должен был придумать сам, и чем невероятнее оно будет звучать, тем быстрее женщина ему поверит. Ибо, судя по всему, Шацкого сопровождают подобные случаи. Все, что угодно, кроме борделя, прошу панство, заявил тогда Йозеф, но его слушали в половину уха — сейчас Клима значительно больше интересовало, как сообщить полиции об убийстве и при этом не засветить источник. Факт личного знакомства с господином Густавом Силезским, как подозревал Кошевой, не пойдет ему на пользу в дальнейшем.

Мне надо дождаться полицию тут, самому, — сказал, не вдаваясь в подробности плана. Дальше все сложится, тем более — просили же о помощи, получите. Силезский решил не спорить, сделал так, как просили.

И чуть больше чем через час Кошевой получил первую огромную порцию гнева от комиссара Марека Вихуры…

Теперь пора наступать. Но все же Клим дождался вопроса:

— Откуда тебе… вам это знать?

И ответил:

— Фамилию своего убийцы написал сам Сойка. Я обнаружил это совершенно случайно, пане комиссар. Сидел же в квартире, под арестом. Имел некоторые мысли. Решил записать, я часто так делаю. Взял бумагу из Сойкиных запасов. И увидел вот это.

Торжественно вытащив из кармана портмоне, выудил оттуда драгоценный лист. Взяв его, Вихура сперва для чего-то понюхал бумагу. Затем развернул, сделал знак:

— Света сюда!

— Не надо, впустую.

— Почему?

— Разве вы знаете русский язык.

— Русский?

— Сойка писал расписку. Старался, давил пером. Это за ним водилось, очень заботился о каллиграфии. Слова и буквы частично выдавились на лист, который лежал снизу. Когда начал наводить чернилами те следы, чтобы прочитать, стало ясно — это русский.

— Что это значит?

— Сойка написал расписку на русском языке, — сейчас Клим говорил с Вихурою терпеливо, словно с маленьким ребенком. — Это значит, что она предназначалась для россиянина. Его зовут Игнатий Ярцев, и он должен был охранять деньги в сумме тридцать тысяч рублей. Их Сойка должен передать господину Симеону Дановичу, кто такой — не знаю. Но Евгений Павлович, или, как его тут называли, пан Геник, письменно обязался взять дальнейшую ответственность за посылку на себя. Расписка адресована тоже неизвестному мне Юрию Князеву. Из чего мы с вами, пане комиссар, делаем единственно правильный вывод: Сойка оправдывал данным документом Ярцева, который, как я понимаю, просто изводил адвоката своим присутствием. Вот почему Сойка накануне убийства так странно вел себя, отказывая всем без исключения посетителям. У него в квартире сидел вооруженный громила, который к тому же зачадил все кругом махоркой. Спросите у господина Ольшанского, следователь наверняка поведает вам мои выводы о запахах, которые не выветрились из квартиры убитого. Особенно — из спальни.

— Знаю, — отмахнулся Вихура. — Кто убил Сойку и Цыпу, вы обещали назвать имя.