Адвокат с Лычаковской

Лекарь вытянул и сложил перед собой длинные руки, переплетя пальцы. Клим же, мостясь на стуле, почувствовал, как тот предательски скрипнул под ним. Не сильно, не было подозрения, что сейчас развалится. И все же мебель рассохлись, и служить ей, пока хозяин не вмешается, осталось недолго. По крайней мере у Кошевого напрашивался именно такой вывод. Зато стол стоял крепко, казалось — навсегда.

— Так мы про что-то начали с вами говорить, — напомнил Йозеф.

— Хотелось бросить что-то на зубок. — Клим действительно проголодался, поэтому было не до лишних церемоний.

— Мы же сели за стол, — сказал Шацкий так, будто одного этого факта уже достаточно для насыщения.

Принимая и такую игру, Клим пожал плечами, демонстрируя смирение, откашлялся:

— Ну, и еще меня интересует Магда Богданович.

— Если бы вы знали, молодой человек, скольких благодетелей разного возраста и в статусе, намного выше, чем наш с вами, интересует эта особа.

— У меня не тот интерес, — поторопился объяснить Клим, потому что мелькнуло — Шацкий еще подумает, не дай Бог, про страсть или, чего доброго, любовь с первого взгляда. — Молодая, красивая и, несомненно, благородная пани ведет себя с полицейскими, как со своей челядью. Чисто тебе царица с придворными, если не слугами.

— Королевна, — сказал Йозеф, смачно поцокав губами. — Королева, тут вы верно угадали.

— Королева, царица, нет никакой разницы! Меня удивляет, что перед ней во фрунт вытягиваются высокие полицейские чины!

— И не только полицейские! — Шацкий расплел пальцы, отбил ими по поверхности стола легкую дробь, окликнул: — Эстер! Мы уже сидим тут с гостем неприлично долго!

Будто живым ответом в зале появилась Ида, неся на круглой тарелке сложенные в стопку желтовато-серые плоские хлебцы. Кошевой готовился, что ему в еврейском доме предложат мацу и, честно говоря, сейчас готов был ею ограничиться. Мысленно ругая себя за несдержанность, Клим подхватил один твердый прямоугольный кусок, не успела девочка поставить тарелку на стол. Жадно откусил, захрустел безвкусным и пахнувшим пресным хлебцем. Шацкий смотрел на него без капли осуждения, лишь произнес:

— С тем, что сейчас приготовит Эстер, подойдет лучше.

Жуя, Клим молча кивнул. А хозяйка тем временем внесла в руках широкую и удлиненную, похожую на челнок, тарелку. Резко запахло селедкой и еще чем-то, не совсем привычным в такой композиции. Когда Эстер поставила блюдо перед ними, Клим утратил окончательно чувство меры: подтянул тарелку поближе, разглядел.

В самом деле, это была порубленная пряная сельдь, присыпанная лучком. Серую субстанцию, в которую искусные руки хозяйки превратили соленую рыбу, равномерно и аккуратно разложили поверх чего-то зеленоватого, подобного перетертым овощам. Одни запахи сильно перебивали другие. Пока Клим гадал, Эстер объяснила:

— Имеете селедку на яблочной подкладке.

— Рыба с яблоком? — переспросил Кошевой, хотя услышал все очень хорошо.

— Мы не едим такое каждый день, — вставил Шацкий. — Это просто делается довольно быстро. Закуска, чтобы недолго ждать. Никогда не пробовали? Очень рекомендую.

— Гм… Откуда сейчас яблоки? Июль, до урожаев еще далеко…

— Женщины из близлежащих сел сохраняют определенные сорта в погребах, — пояснила Эстер. — Их не так много. Но достаточно, чтобы привезти сюда, на Краковский базар. Целыми те яблочки уже не съесть. Зато можно мелко натереть, добавить черного перца, перемешать и разложить так, чтобы слой подкладки не выглядел тонким. Можно смешать с протертой морковью, тогда красивее будет выглядеть.

— И сверху — селедка?

— Сельдь наверху, — кивнула Эстер, получая очевидное удовольствие от подобных объяснений. — Не надо перемешивать. Прошу брать, вкусно.

— А… — Клим сделал жест в сторону свободного стула.

Хозяйка покачала головой.

— Мне еще надо думать, чем поужинают дети. Потому что господин Шацкий из-за усилий господина Лапидуса имеет отказ от нескольких больных, способных заплатить за визит. — И уже уходя, бросила через плечо: — Хотя для этого нашему Шацкому не всегда нужен Лапидус. Его Бог послал.

— Почему? — не понял Кошевой.

— Кто бы еще давал ему повод бить баклуши, — эти слова прозвучали уже из кухни.

Йозеф красноречиво развел руки.

— Живем душа в душу. Более двенадцати лет. Шмуль наш второй. Первый ребенок умер на третий день, мы не успели дать ему имя. Эстер с тех пор боялась беременеть, даже плакала. Должны были не раз вдвоем ходить к раввину. И хотя дальше дети пошли нам на радость, отпечаток есть. Порой дает нервам волю.

— Я не обсуждаю чужую супружескую жизнь. Тем более — в доме этих супругов, — сдержанно ответил Клим, дальше не совсем понимая, как стоит себя тут держать.

— Я в выгоднейшем положении. Потому что имею право вспоминать собственную жену в собственном доме. Вы ешьте, Кошевой. Лучше всего делать вот так.

Взяв вилку, Шацкий подцепил кусочек сельди вместе с яблочной подкладкой, положил на мацу, откусил немало, захрустев. Беря с него пример, Клим и сам угостился. Перец добавлял кислоте яблока пикантности, так же как пряности селедочного посола.

Некоторое время мужчины утоляли первый голод.