Лишь теперь Клим заметил — за встречей Шацких с интересом следит если не вся улица, то по меньшей мере — жители ближайших домов. Почувствовав часть внимания здешних евреев также и на собственной персоне, в очередной раз смутился, повел плечами, сильнее сжал ручку саквояжа — так, будто это могло помочь или от чего-то спасти.
Тем временем Эстер наступала на Йозефа.
— Возможно, я и понятия никакого не имею, что оно есть — императорское правосудие, — молвила строго. — Но в таком разе, Шацкий, ты разочаровал меня сейчас куда больше! Ибо, я вижу, ты плохо знаешь женщину, с которой прожил с Божьей помощью уже двенадцать лет! Как мне относиться к этому?
— Эстер, ну разве я тебя не знаю! Шацкого знает половина Львова…
— …другую Шацкий знает сам! — завершила Эстер слышанную уже сегодня присказку. — Но жена для тебя исключение! Ты знаешь всех, кроме собственной женщины, Шацкий!
— Господь с тобой, Эстер! Почему, ради Бога, тебе такое зашло в голову?
— Если бы ты знал меня, Шацкий, так, как я знаю тебя, ты бы понял: не успели тебя отпустить, а меня уже достигли слухи о твоем освобождении. Мазл тов! Если тебя выпустили, значит, ты не делал того, в чем тебя обвинили в клевете Лапидуса!
— Так это Лапидус!
— Мог бы догадаться! С тех пор, как он открыл в предместье собственную практику, такого конкурента, как ты, лишается уперто. Мелет своим липким языком, чтобы он у него отпал, кому попало, где угодно и что в голову взбредет! Он не знает, шлимазл, что единственный, кто способен загубить Шацкого, — это ты сам, Йозеф!
— Опять ты за свое, Эстер! Еще и при людях!
— Разве людям ничего о тебе неизвестно? Я уже двенадцать лет, с тех пор, как родился наш первенец, ищу, где ты закопал свои таланты. И ломаю себе голову, почему не хочешь выкапывать их обратно! И неужели ты не мог догадаться, что твоя Эстер узнает о твоей невиновности? Как плохо ты думаешь о своей жене, Шацкий! Вот за что сразу из полиции не поторопился домой! Тебя же не кормили в полиции? Или сейчас в тюрьмах кормят лучше, чем дома? Тогда я очень извиняюсь, муженек, — возвращайся назад, пусть тебя харчуют там!
— Но почему ты подумала, Эстер, что я не торопился домой? Наоборот, я очень спешил, чтобы порадовать тебя и всю улицу приятной новостью: Шацкий не делает подпольных абортов! И мне еще придется иметь серьезный разговор с проходимцем Лапидусом…
Эстер всплеснула руками, призывая соседей в свидетели:
— Посмотрите на него, жиды! Послушайте его! Или я не знаю, где тебя держали? Я не ведаю, сколько времени занимает пешая прогулка от управы домой? Ты должен был вернуться два часа назад, Шацкий! Где тебя носило? Ты боялся идти домой? Вот же, не уверен в себе? Или Лапидус что-то угадал, и рыло в пуху, а?
Теперь уже Йозеф оглянулся на Кошевого, ища в его лице поддержки.
— Эстер, я хорошо тебя знаю! Ты, как всегда, сначала подозреваешь и виноватишь, а уже потом спокойно слушаешь, как все есть на самом деле. Может быть, дети за время, пока не было отца, сделали тебе нервы, моя фейгале![30] Объясняю: я ждал, пока отпустят вот этого шикеця! Ему нужна помощь. Его обокрали эти мишугец[31], батяры. Ему некуда пойти, и он наверняка хочет есть. Потому что, в отличие от меня, утром не завтракал, попал в полицию прямо с вокзала.
Праведный гнев Эстер Шацкой, словно по мановению волшебной палочки, мигом сменился на милость. Лицо, такое суровое, вдруг расплылось в широкой улыбке, и Клим увидел — она моложе, чем выглядит.
— Он голодный? Вей, Йозеф, почему ты сразу с этого не начал? Так ты задержался, чтобы пригласить в гости молодого человека? Ты больший шлимазл за Лапидуса, вот что я тебе скажу! Потому что не предупредил, что в доме будут гости.
— Как же я мог, фейгале…
— Молчи, Шацкий. Ты сказал, я услышала. У нашего гостя есть имя? Ты дальше будешь звать его шикецом?[32]
Йозеф откашлялся для солидности.
— Прошу знакомиться. Эстер, лучшее из того, что есть в моем доме. Конечно, кроме детей. Молодого человека зовут Климом. Он…
— Не морочь больше людям голову, Шацкий. Приглашай, потому что кем бы он не был — не имеет права оставаться голодным, раз попал в Кракидалы.
Глава седьмая
Селедка на яблочной подкладке
Никаких роскошеств в доме зубного лекаря Кошевой увидеть не надеялся.
Поэтому совсем не удивился, пройдя в квартиру на первом этаже довольно заброшенного доходного дома. Тут было бы довольно просторно, ведь размер комнат был больше, чем обычно в застройках бедных кварталов. Очевидно, зубной лекарь Шацкий таки имел приличную практику, чтобы позволить себе выбрать лучший из худших домов, потому что тут владелец все же оборудовал ватерклозет. Однако пространство было ужасно захламлено.
Более-менее в порядке Шацкий держал разве свой кабинет, чуть не наименьшую тут комнату, куда Клим успел заглянуть краем глаза: дверь хозяин прикрыл не до конца. Но Йозеф немножко подтолкнул гостя в спину, и тот решил — Шацкий не торопит его к столу, а не желает, чтобы посторонний человек совал нос в его святая святых.