А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Отсутствие в работах Хомякова каких-либо намеков на клерикализм не означает, что он в каком-либо смысле причастен к «эрастианизму», с которым боролись оксфордские трактарианцы. Так же как Ньюман, Хомяков считал невозможным подчинить Церковь интересам нации или государства. Он отмечает, что хотя «каждый христианин обязан перед Богом деятельно заботиться о том, чтобы все его братья достигли возможно более высокой степени благосостояния», и из этого вытекают многочисленные благотворные последствия для народов и государств, тем не менее «по отношению к Церкви это есть результат не прямой, а косвенный, к которому она должна относиться безразлично, не принимая в нем непосредственного участия, ибо ее цель, та, к которой она стремится, стоит бесконечно выше всякого земного благополучия». Поэтому «есть какая-то глубокая фальшь в союзе религии с социальными треволнениями, стыдно становится за Церковь, до того низко упавшую, что она уже не совестится рекомендовать себя правительствам или народам, словно наемная дружина, выторговавшая себе за усердную службу денежную плату, покровительство или почет»[1394]. Эта мысль весьма созвучна тому, что Ньюман говорит в «Идее университета». Там он отстаивает тезис, что введение религиозного содержания в светское образование должно в первую очередь служить познанию истины, а не утилитарным целям поддержания порядка, утверждения правительств и общественной пользы[1395].

Хомяков подчеркивает что Православие не имеет ничего общего с «эрастианизмом»[1396], а расхожие обвинения Русской церкви в «цезаропапизме» основаны лишь на недоразумении. Вопреки мнению многих западных (и некоторых русских) недоброжелателей представление о том, что православные считают царя, императора Российской империи «главой Церкви», совершенно ложно. Русский царь, очевидно, не обладает суверенитетом (верховной властью) в отношении вселенской (включающей не только русских, но и сербов, греков, болгар) Церкви, он не является и главой поместной Русской Православной Церкви. Встречающееся в некоторых официальных документах выражение «глава местной церкви», применяющееся к императору, следует понимать так, что он является «главою народа в делах церковных». Представляя народ в его полноте, и прежде всего мирян, царь имеет право или, точнее, обязанность участвовать в избрании епископов, блюсти исполнение решений соборов, охранять догмат и благочестие от внешних нападений и искажений: «Но народ не имел никакой власти в вопросах совести, общецерковного благочиния, догматического учения, церковного управления: а поэтому не мог и передать такой власти своему царю»[1397].

Не трудно заметить, что отрицая наличие национального или государственного суверенитета в отношении Церкви, возражая против цезаропапизма, Хомяков в отличие от Ньюмана не приходит к клерикализму и доктрине непогрешимости иерархии. Народ и царь не обладают верховной властью в церкви, но ею не обладают и священники и папа. Хомяков, как и вообще православная церковно-политическая традиция, признает главою Церкви только Христа и не считает, что Его обязательно должен в полноте «представлять» (represent) другой «видимый глава» – папа или император: «Никакого главы Церкви, ни духовного, ни светского, мы не признаем. Христос ее глава, и другого она не знает»[1398].

Особенно ясно различие подходов Хомякова и Ньюмана проявляется в решении вопроса о связи школы и Церкви и о религиозной составляющей светского школьного и университетского образования. Ньюман делал акцент на преподавании христианского учения, теологии как важнейших элементов образования интеллекта. В то же время преподавания католической теологии недостаточно, чтобы данное светское учебное заведение стало католическим. Для этого необходима церковная юрисдикция в отношении образования[1399].

Хомяков подчеркивал необходимость развития христианских (православных) начал мирского образования. Наибольшее внимание он уделял не интеллектуальному элементу религии как таковому (изучение катехизиса в школе и систематическое преподавание богословия в университете) и не развитию религиозной чувственности (того, что Ньюман называл sentiment), а воспитанию целостности человеческого духа, единству ума и сердца, укорененному в Вере[1400]. «Наукообразная сторона» вероучения и «глубокое чувство» оживают только в том случае, если ученик имеет возможность приобщиться к церковной жизни, начала которой сохраняют русская семья и православное общество. В школе поэтому большее значение имеет не знакомство с катехизисом, а участие в богослужении, литургичность образования и открытость к общению с «христианским обществом».

Образование, семья и школа