5ec443d3c17b46d1a953c709b11fcadd

   Дан Скревц поднимался по ступеням и рассказывал, какие перемены наш край захлестнули, а я слушала и понимала, что за те два года, что на чужбине провела, время не стояло на месте,и то приморье, которое я помнила, осталось в прошлом.

   – Ну вот, устраивайся, - открыв одну из дверей на втором этаже, сказал старик. – Тут когда-то Маленка, дочка моя, жила. Думаю,тебе здесь удобно будет.

   Он посторонился, пропуская меня в небольшую, плотно заставленную мебелью комнатку, и вошел следом.

   – Да, как жизнь-то летит, - вздохнул дан Скревц, зажигая стоящую на столе свечу. – Кажется,только недавно по дому маленькие ножки бегали. Такая она у меня хохотушка неугомонная была, хозяйка за ней уследить не могла. Б теперь уж солидная дана стала, своим домом управляет, муж, детишек пяток да подворье. Редко ко мне заглядывает.

   Старик обвел комнату взглядом и кивнул каким-то своим мыслям.

   – Обустраивайся, Элиния, – добавил он. - Ежели что понадобится – стучи, я тут рядом, зa стенкой.

   Я поқлонилась, благодаря гончара, а тот посмотрел на меня грустным взглядом, покачал головой и вышел.

   Утро застало меня на ногах. Как ни пыталась я уснуть, ничего не вышло. Глаза сухими были, словно песком засыпанными, в груди комок стоял, будто спеклось там что-то, застыло ребристой глыбой, а в голове мысли зрели – темные, отчаянные. Не могла я смириться с тем, что Паницы больше нет. И смерть ее мученическую принять не могла. И так хотелось имперцам отомстить, уничтoжить и их самих, и память о них. Вот только придумать не могла, как этого добиться.

   Едва рассвело, я спустилась вниз, растопила печь и поставила на огонь чайник. А потом села к окну и уставилась на улицу, наблюдая, как медленно просыпается город. В домах напротив распахивались окна,из дверей показывались заспанные бабы, выставляющие за порог кувшины для молока, из соседнего флигеля слышалась брань, а где-то вдалеке звенел колокольчик молoчника.

   Я чуть отодвинула занавеску и увидела, как тощий паренек тащит свою тележку с двумя большими бадьями, останавливается и разливает по кувшинам молоко, а потом снова впрягается и идет дальше, в сторону Керде-нье – улицы пекарей.

   – Уже проснулась?

   Дан Скревц зашел в кухню и, шаркая, подошел к печи.

   – Ишь ты,и чай заварила, – удивился он. - Молодец. В буфлте пирог оставался, а в подполе масло и сыр есть,ты бы достала.

   Старик кивнул на вбитое в полу кольцо.

   Я потянула его и спустилась вниз, в xолод подвала.

   – Там еще варенье есть, справа на полке стоит, - крикнул мне сверху дан. - Бери и его.

   Уже позже, когда мы с гончаром сидели за столом и пили травяной чай, дан Скревц спросил:

   – И что ты собираешься делать?

   Я попыталась объяснить, что хочу увидеть матушку, узнать, что с моим делом, а тогда уже и решу, как дальше быть.

   – Вечером один мой знакомый в Кравер едет, может и тебя захватить, - подумав немного, предложил старик.

   Я кивнула.

   – Толькo осторожнее нужно быть, – вздохнул гончар. - Если я тебя сразу угадал,так ведь и другие признают.

   Я снова кивнула. Дан Скревц мoг бы и не предупреждать, я уже и сама думала о том, что нужно как-то скрыть лицо. И у меня даже идея появилась.

   – Что? - спросил старик.

   Я показала на себя и изобразила чардаф, что жены каринских мунисов носили.

   – А ведь и верно, – одобрил гончар. - Ты пока посиди здесь, а я схожу к дану Строжеку, попрошу тебя с собой взять, ну и на обратном пути к дану Осеку зайду, чардаф куплю. А в нем тебя не только стражи, матушка родная не признает.

   Это точно. Мунисы были обитателями равнинной части Кравера. Держались они особняком, жили по своим законам и были до крайности вспыльчивыми и воинственными. С ними даже имперцы старались без надобности не связываться.

   – Дан Строжек и сам на муниса похож, такой же заросший, сойдете за семейную пару, - задумчиво произнес гончар. - И вот еще что, ты сразу-то к дому своему не иди, покрутись вокруг, присмотрись что к чему.

   Я кивнула.

   – По-хорошему, разведать бы все, послать кого-нибудь к твоей матушке, договориться о встрече, – продолжил дан Скревц, - но ведь тебя не удержишь.

   Это точно. Не могла я ждать. Мысль о том, что уже сегодня вечером я смогу увидлть матушку, была тем единственным, что поддерживало меня и не давало скатиться в отчаяние.

   – Ладно, – старик поднялся и пошел к выходу, но на пороге обернулся. - Ты только из дома не выходи, – сказал он мне. – И не открывай никому. А уж я пoстараюсь побыстрее обернуться.

   Я согласно кивнула и принялась убирать со стола, а дан Скревц снял с вбитого в стену гвоздя шляпу и вышел из дома.

   Поздно вечером я покинула Мардис. Дан Строжек оказался крупным темноволосым мужиком, заросшим настолько, что на лице его одни синие глаза да белые зубы сверкали. А все остальное скрывалось под лохматыми волосами и густой бородой.

   – Ну, садись что ли, жеңа, – усмехнулся он, когда я подошла к повозке.

   – Прощай, девочка, - обнял меня гончар. – Будь осторожна и пусть сохранит тебя Мать-Создательница.

   Я поцеловала колючую от седой щетины щеку и запрыгнула на обитую дерюгой скамью.