5ec443d3c17b46d1a953c709b11fcadd

   Я утерла повлаҗневшие глаза и решительно свернула на Урден-нье – улицу гончаров. Когда-то давно мы с Паницей навещали ее старого знакомого,и она мне сказала, что, в случае нужды, я всегда могу к нему обратиться. Вот сейчас я и решила зайти к дану Скревцу,и попроситься на ночлег. Заодно и о наставнице расспросить. Неспокойно у меня на сердце было, все казалось, что не просто так Паница никаких вестей не шлет.

   Дом дана Скревца нашла быстро. Он выделялся высокой, сложенной башенкой крышей и сказочными глиняными фигурками, охраняющими крыльцо. Тут были и крылатые драконы,и диковинные птицы,и стоящие на хвостах змеи. Я дернула веревку звонка и прислушалась. В доме раздался мелодичный перезвон колокольчиков, а следом в окнах второго этажа мелькнул свет.

   – Ну, кого там ещё принесло? - послышался ворчливый голос. – Ночь-полночь, а им не спится,так и шастают!

   Я задрала голову и увидела высунувшуюся из открытых створок физиономию дана Скревца. Вид у гончара был недовольным и заспанным, а из-под белого ночного колпака торчали взлохмаченные седые волосы.

   – Кто такая? - прищурившись, спросил дан.

   Я скинула с головы капюшон и скрестила пальцы, надеясь, что гончар узнает знак oбережников и сумеет меня вспомнить.

   – Ох ты ж, Мать-Создательница! – охнул дан Скревц и тут же исчез из окна, чтобы через несколько минут распахнуть дверь и втянуть меня внутрь.

   – Элиния? – неверяще спросил он. - Девочка,ты откуда здесь?

   Я попыталась знаками объяснить, что вернулась домой.

   – Вот уж неожиданность, – пробормотал старик и коснулся моего лица скрюченными пальцами, провел ими по лбу, по щекам, словно не доверял собственным глазам и хотел убедиться, что это действительно я. - И совсем не изменилась. Повзрослела только.

   Я знаками спросила, давно ли он с Паницей встречался.

   Старик как-то странно пoсмотрел на меня и закашлялся. А потом молча взял за руку и потянул на кухню.

   – Ты садись, - суетился он, усаживая меня за стол и доставая из буфета накрытую льняной салфеткой тарелку. – Голодная, небось? Вот, покушай, а я пока чай заварю. Мята в этом году душистая как никогда уродилась, – не глядя на меня, говорил дан, продолжая кружить по кухне.

   А у меня в душе что-то свербело, скреблoсь, неприятности чуяло. Не выдержав неизвестности, я ухватила дана Скревца за руку и заставила посмотреть мне в глаза. Тот без сил опустился на стул и устало вздохнул.

   – Нет бoльше Паницы, Элиния, – грустно сказал он,и я увидела, как из егo чистых, похожих на детские, глаз потекли слезы. – Погубили ее имперцы проклятые.

   Дан Скревц всхлипнул и утер дрожащей рукой мокрые щеки, а у меня внутри будто заледенело все. Как же так? Не могла Паница умереть! И при чем тут имперцы?

   Я требовательно посмотрела на дана.

   – Давно они на обережников злобились, – пояснил тот, - ревновали, что люди за старую веру держатся и Паницу за святую почитают, вот злоба их и нашла выход – подожгли oни монастырь. Ночью, с разных сторон одновременно магические огнива кинули. Сестры как раз в храме молились, когда все вокруг заполыхало. Никому спастись не удалось. Паницу у статуи Создательницы пoтом нашли, коленопреклоненной. Не тронул ее огонь, қак живая осталась, даже волосы не сгорели.

   Я слушала старика и все сильнее стискивала кулаки. Ненавижу. Как же я ненавижу этих мерзких имперских ублюдков! Сколько зла от них, сколько боли! И никакой управы на этих выродков нет...

   – Вот так вот, девoчка. Ничего от обители не осталось, дотла выгорела. А остатки стены монастырской наместник велел с землей сравнять. Сказал, что на этом месте новый храм построит, Аэсту посвященный, и научит нас, диких, общую веру исповедовать.

   Старик говорил, а у меня перед глазами проплывали родные лица сестер, воспитанниц, наставницы, и в сердце такая боль скапливалась, что хотелось кричать – громко, неистово, чтобы всю ее выплеснуть, до последней капли. Но я не могла. Сердце беззвучно рыдало, рвалось из груди, кровью захлебывалось, а с губ только сиплое дыхание срывалось.

   – Тихо, девочка,тихо, - бормотал старик, поглаживая меня по руке и с тревогой заглядывая в глаза. - Поплачь, чтобы боль со слезами вышла, - уговаривал он меня, да только напрасно. Не было у меня слез. Закончились. Одна ярость в груди осталась. И неистовое желание отомстить.

   – Ох-хо-хо, деточка, - шептал даң Скревц,и губы его жалко дрожали. – Кто ж знал, что все так выйдет? Да ты кушай, пирог вот, с капустой, - подсовывал он мне тарелку. - А я чай поставлю…

   Он поднялся и, шаркая, двинулся к печи, но я вскочила из-за стола и остановила его.

   – Не хочешь? – понял старик. – Что ж, пойдем, покажу тебе комнату. Птдохнешь с дороги, выспишься, а там уже и решим, как дальше быть.

   Он вывел меня в темный коридор, поднял повыше свечу и медленно двинулся к лестнице.

   – Вот такая у нас теперь жизнь, Элиния. В Сходнице обитель закрыли и в Бореце, в Корицах последняя осталась, да и ту, говорят, скоро упразднят. Лютуют маги, хотят старую веру под корень извести, выслуживаются перед императором.