400 вопросов и ответов о вере, церкви и христианской жизни

В Евангелии сказано: «Ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин. 12, 25). Что это значит?

Для того чтобы правильно понять это, надо помнить заповедь Господа: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22, 39). То есть как мы сами себя ненавидим, так мы сами себя и любим. При всей нетерпимости к тому множеству непотребных страстей, от которых мы не в силах избавиться, при всем осознании своей скверности, пакостности, мы все-таки хотя бы из чувства самосохранения жаждем спасения. Но для того, чтобы спасения души желать себе всерьез, нужно возненавидеть все то темное и пачкающее других, что в ней накопилось. Нужно возненавидеть свою жизнь в миру (в данном случае имеется в виду мир как синоним греха), и притом так, чтобы не плюнуть на себя и еще каблучком растоптать с мазохистским сладострастием: «Ах я пакость какая, нет мне уже никакого пути ко спасению!», а так возненавидеть грех в себе, чтобы еще сильнее, еще горячее стремиться к Царствию Небесному.

Покаянное осознание своей заполоняющей всю душу греховности и садомазохистское наслаждение от постоянной и даже понуждаемой саморефлексии не имеют ничего общего?

Господь нам прямо говорит в Евангелии: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8). Зрение Бога и зрение в Боге собственного греха дается не через настойчивое вгрызание в самих себя и самоистязание, а через усилие и подвиг к исправлению своей жизни. И тогда человек действительно начинает видеть свое подлинное греховное состояние очами веры. И тогда — надо сказать, что почти всегда так и бывает — тот или иной грех, даже совершенный много лет назад, откроется ему естественно и добро. И этот грех сразу же может быть омыт слезами покаяния и изжит, сброшен с души человека, и это будет состояние радости и мирности, которое знает каждый искренне каявшийся.

Если человек раскаивается в каком-то грехе, но ■ знает, что и после исповеди не хватит сил с ним окончательно справиться, нужно ли в таком случае снова исповедовать его или во всем этом есть какое-то лукавство перед Богом?

Тут два разных вопроса. В раскаянном и уже исповеданном грехе каяться еще раз не надо, иначе это будет наше неверие в силу таинства исповеди, то есть неверие в то, что Господь простил, разрешил нам данный грех, невзирая на все наши личные ощущения и на то, что внимание священника, может быть, было не таким, как бы хотелось. Мы не можем ставить действительность таинства в такую зависимость от наших субъективных о нем переживаний, потому что тогда фактически после каждой исповеди нас будут терзать мучительные и ненужные рефлексии: а все ли я так сказал? а так ли батюшка все понял? а достаточно ли мое миросокрушение? И второе, третье, десятое… Это будет такой порочный круг, из которого не выйти. Поэтому нужно твердо верить: то, что на исповеди было сказано неприкрыто, недвусмысленно, не замазано словами, Господь нам простил.

Другое дело, когда мы каемся в том грехе, в котором у нас нет уверенности, что мы отстанем от него завтра же. Опять же, здесь нужна трезвость подхода. Бывают грехи, которые в горести души вдруг так оживут ужасом совершенного, что мы твердо знаем, что никогда больше к ним не вернемся, — так это страшно. А бывают страстные, греховные привычки, о которых так не скажешь. Каждый, кто имеет пристрастие к табакокурению, знает, что он не может поручиться в том, что завтра или через неделю, даже при самых благих намерениях, снова не потянется к сигарете. Иной раз он даже не может поручиться, что завтра же начнет бороться с этой греховной привычкой. Человек раздражительный не может обещать у Креста и Евангелия, что уже сегодня, выйдя из храма, он станет ангелом кротости.

Но ведь можно обещать другое. Можно подходить к исповеди с внутренней готовностью: да, Господи, я с этим грехом бороться буду, но я сознаю свою немощь и знаю, что если Ты не поможешь, то не только завтра, а и через год ничего не произойдет, и еще я сознаю, что этот грех чужероден мне, это не я, не часть моего существа, и примириться с ним, привыкать к нему нельзя. Поэтому я исповедовал его и буду исповедовать впредь с тем, чтобы в конце концов от него избавиться.

Исповеданный и отпущенный священником грех окончательно прощен?