40 часов в Аду (СИ)

— Не волнуйся, лаовай[2], дитя, поставленные перед нами цели исключают неуправляемое распространение этой заразы, — «успокаивает» она, однако словно совершенно не отрицая повторной пандемии, а затем привычно разъясняет всем нахмуренным людям в коридоре напыщенную речь новоприбывшей. Это наполняет помещение расслабленными вздохами и смехом. Пандоре не приносит утешения их поведение.

— Верно, вы всё же оказались такими, как мне рассказывали, — решает она задобрить незнакомцев. — Признательна вам за понимание.

— Не за что, дитя. — Женщина вытирает лицо досуха и внезапно с мольбой устремляет свой взгляд. — Скажи мне, кто убил их? — интонационно выделяет, вызывая одну единственную ассоциацию с двумя стрелками, которые приплыли вызволять её с Кевином из пушистых лапок героев, по ошибке принятых за когти злобных хищных тварей. На глазах азиатки вновь выступают слёзы. День, когда она прилетела сюда, должен был закончиться по-другому, иначе, не так, как распорядилась судьба. По меньшей мере, она этого не заслуживала.

Йерему парализует. Она вновь попадает в ситуацию, когда среди друзей ей приходится выбирать врагов или смириться с тем, как её друзей выставляют врагами. Единственная более-менее здравая мысль посещает её, интуитивно претендуя на достоверную:

— Это сделал Логан, но он уже получил своё.

Пара за мониторами недоверчиво щурятся. Страстно желающая отомстить убийцам женщина долгое время молчит. Свою речь она не переводит, но по возникшему напряжению все понимают, о чём только что состоялся диалог. Скрипит вращающийся стул.

— Лгунья, — произносят двое по очереди из дальнего угла комнаты на эсперанто. — Со спутников видно, что это сделала бывший офицер полиции. Майерс её выбрал: Парна Джексон. — Йерема перестаёт дышать, волнуясь за благополучие оставленной в отеле размякшей подруги. — По крайней мере, одного. Юшеня.

Чувствительная азиатка закрывает глаза и разворачивается по направлению к комнате, из которой выходила. Перед тем, как пропасть для всех за дверью и не показывать более своё горе, она бесстрастным голосом бросает дуэту в наушниках:

— Пусть тогда Майерс с ней и разберётся. Как отдохнёт. — Реплика вызывает всеобщее шушуканье вокруг, и Йереме становится неуютнее. Шанс того, что с ещё ней кто заговорит, только что испаряется. Но, по крайней мере, она обсудила хоть что-то, терзающее душу последний день.

Незначительно лысеющий мужчина улыбается, паутинка морщин рисуется вокруг губ. Он начинает болтать с Йеремой, в речи которого она понимает слова: «пройдём, сюда и располагайся». Наверное. Потому как, судя из его поведения, она не делает ничего такого, чего он не ожидает. Уверенная и спесивая женщина в синем костюме стоит сложив руки. Её тонкая наблюдающая за всем фигура становится последней, которую видит Йерема, прежде чем заходит в просторную комнату, на первый взгляд лишённую мебели.

Окно с облезлой рамой открывает вид на высокое тёмно-серое здание, примыкающее довольно близко, чтобы загораживать свет и создавать ощущение опускающегося сумрака. Она замирает у подоконника, едва дыша, вглядываясь в естественный цикл, не нарушаемый болезнью, патогеном, ею самой. Под ней расстилается каменным рвом оживлённая, шумная улица, полная торговцев и рабочих, идущих с разных сторон навстречу друг другу, словно течения цветной реки, переливающейся в сиянии Небесной звезды. Потребовалось так столь долго находиться среди катастрофического упадка, чтобы осознать всю прелесть мира. Девушка с опущенным взглядом не ведёт счёт времени. Уличная музыка, шумная гудящая техника и громкие голоса снаружи комнаты не отвлекают её. Свыкается. Пребывает в безмятежном безмыслии. Последние дни заставили поменять в корне всю её суть. Вывалили сведения, принять и смириться с какими некоторые люди не способны всю жизнь, когда как, а её вообще обрекли проходить этот этап в одиночку. Пандора задумывается над тем, действительно ли пострадали после взаимодействия с ней люди, и отразится ли на ней как-нибудь ещё то показательное наказание. Она гладит живот по кругу. Ни привычной тянущей боли, ни отвращения к себе или своим соплеменникам. Никаких ощущений.

— Я вхожу, — звучит елейный женский голос спустя несколько последовательных стуков. Скрипящая дверь впускает коридорный свет и обнажает собранную пышненькую смуглянку, которая недавно внимательно вслушивалась в диалог между Йеремой и начальством, и надевает резиновые перчатки. Включает свет тыльной стороной ладони. — Есть ранения? Что-то беспокоит?

— Нет, — говорит задумавшаяся девушка и подкрепляет ответ для ясности машущими перед собой руками.