40 часов в Аду (СИ)

— Дай посмотреть. — Показывает раздевающие движения, чёрная длинная чёлка падает ей на лицо, закрывая обзор. Глубоко вздохнув, папуаска нехотя выполняет просьбу, вновь оставшись перед чьим-то взглядом в опротивевшем племенном одеянии, снять которое она планировала уже в ближайшее время. Быть в нём хуже, чем оказаться голой. Женщина, судя по всему медик, раз на её левом бедре трясётся белая коробка с красным крестом, крутит за плечи новую союзницу Консорциума, удовлетворившись внешним осмотром, а напоследок берёт пробу слюны. — Голодна? — спрашивает она с укором.

— Не особенно. Нет. — Йерема устало мотает головой. — Я почти не двигалась, а на яхте мне предоставили…

— Стой. Больше не понимаю, — уверенно заявляет она и выставляет ладонь, но у Йеремы закрадывается мысль, что та кажется слишком осведомлённой. В коридоре, как ей привиделось, та понимала диалог. — Если захочешь, — подносит ко рту руку на манер ложки; — мы там. — Оттопыривает большой палец и указывает на дверь.

Она уходит, а Йерема валится на разместившийся в центре комнаты коричневый, цвета кокоса, диван и снова мнёт в руках кожаный мешочек. Ей уже давно пора разобраться во всём, но она медлит, словно боится откроющейся тайны. Вспоминает сказки, в которые верила с глубокого детства: там у персонажей всё получается. Они проходят через массу препятствий благодаря тому, что проявляют лучшие качества, свои навыки. И добираются до главного логова Зла, побеждая его — иногда без особого труда — и устанавливая Мир в разобщённом и разногласном обществе. Но кто в её сказке представляет Зло? В голову не приходит ничего, кроме одного варианта — её самой. Но как тогда поступать? Неужели для неё должна существовать другая, своя сказка?! В этом случае не терпится ознакомиться с её содержанием. Тёмные глаза опаснейшей девушки оживают: она знает кто подскажет. Благодаря тому, что она умеет на краткое время приоткрыть Завесу, очерчивающую границы между видимым и невидимым и скрывающую мир живых от мира мёртвых, ей становится радостно. Во многих других культурах такое явление прозвали некромантией, в её понимании это всегда было и есть таинство, беседа двух душ. Пандора вскакивает и проскальзывает к двери, открывает её с размахом, сразу привлекая внимание находящихся за ней членов Организации. Коридор тем временем пополняется двумя парнями в расцвете молодости, о чём ясно говорят многочисленные прыщи на лицах.

— Мне всё же кое-что нужно. Можете мне помочь?

К тому времени, когда город Джайапура уже близится к сумеркам, а голоса за дверью совсем стихают, на полу с закрытыми глазами сидит Пандора, обнажённая, со скрещёнными ногами перед целым набором ритуальных предметов. Высокое и гордое пламя — единственное освещение в комнате — венчает широкую белую свечу, волнуясь изгибами перед мелким плавящимся фрагментом заушника очков. По обе стороны от свечи лежат неглубокие металлические миски с налитой водой из ванной комнаты и насыпанной землёй из цветочного горшка соответственно; на плоском блюдце прямо перед вспотевшей чернокожей девушкой в племенных украшениях, совершающей ритмичные ритуальные движения, покоится фаланга мизинца. Винного цвета жидкость тоненькой линией растекается по внутреннему кругу посудины, узкое лезвие складного ножа, поставленного на край, кидает на неё пепельную тень. Чуть поодаль стоит пустая чашка, испускающая странный горький аромат. Пандора двигается верхней частью тела из стороны в сторону, влево и вправо, наклоняясь вперёд и назад с вытянутыми руками, на одной из них беспокойно подрагивает прижжённый обрубок мизинца. Через стиснутые губы она издаёт на длительном выдохе носовые низкие звуки, — словно монотонно работающий механизм — заставляющие вибрировать воздух вокруг. Голос порождаемый в её трахеях и бронхах выходит молящим мычанием, единственным звуком, способным призвать мёртвых, как наставлял ей отец. Когда у обнажённой девушки начинает кружиться голова от вращательных движений телом и затекать руки, она останавливается, складывает ладони друг на друга под грудью и учащённо дышит. Проходит несколько мгновений, когда она слышит знакомый мужской голос, и с усмешкой выдыхает.

— Пандора, — он звучит в её голове ясно. Словно кто-то взаправду находится рядом. — Ты…

— Да, это я вызвала тебя, — горделиво заявляет она, и траур, заготовленный в виде наскоро вымазанных в воде и земле волос, вмиг рушится мимолётной улыбкой на её губах.

— Ты нагая, — обращает он внимание на внешний вид. — Ты выглядишь так по-дикарски девственно обворожительной, — голос медленный и плавный, совсем не идущий ему. Пандора открывает затуманенные глаза и переводит взгляд налево от себя — к маленькому стеллажу с редкими книгами, где поблизости вырисовывается желтоватый прямоугольник двери.