Несколько запросов в обозревателе позволяют ей за короткое время обнаружить нужную информацию, до этого бережно перенесённую на бумагу, и она боязливо выдыхает. В несложных геродиановых символах скрывались знакомые цифры, набрать которые в ближайшем телефоне становится трудной задачей. Пройти к аппарату, позвонить и сказать то странное кодовое слово проще простого. Но не заставить себя принять изменения, неизменно последующие за её решением; горько расставаться с тем, что связывало её с этими людьми и местами, тяжко отвергать свою прошлую бытность, имеющую сейчас едва ли больший смысл, чем наветы отца. Она сидит минуты, многие минуты на скамейке, болтает ногами и бездумно смотрит перед собой сквозь открывающийся пейзаж. Он знаком ей — каждый листочек, кустик и травинка, каждая капля и камешек напоминает ей дом — опротивевший с самого детства, когда мир немилосердно доказал, что она никчёмная единица среди великого многообразия живых существ. Она сидит до тех пор, пока что-то внутри не поворачивается, вынуждая несмело проследовать к телефонной будке. Выходят на связь через полтора гудка — времени мало на то, чтобы даже вздохнуть — и у Йеремы сбивается голос. Молчание на другой линии только усиливает дрожь.
— Тана… Танатос, — робко произносит, но в ответ нервозный мужчина обращается куда-то в сторону, но она не различает слов, потому что язык незнакомый:
— Коллеги, по всем вероятиям, Аид официально перестал существовать.
— Меня слышно? — испуганно спрашивает Йерема, пытаясь понять, набрала ли нужный номер.
— Да, слышно. Скажите, где вы находитесь, и я подберу вас, — отрывистый и резкий недружелюбный голос доносится из трубки. «Хорошо, что он знает английский. Кевин это предусмотрел».
Яркие алмазы крупных звёзд на чёрном бархатном небе освещают ей путь к новой жизни. К транспорту, который приведёт в Консорциум. Она нетерпеливо топчется на причале и как только видит ту самую бело-синюю невысокую яхту, прыгает в Новогвинейское море. Внезапное ощущение загрязнённости, обременяющей её, и презренное прошлое, осевшее на теле, заставляют папуаску окунуться, смыть с себя тяжёлое совестное настоящее, чтобы принять грядущее. При ней есть только один важный предмет, но он не должен пострадать от воды, впрочем, она из лишней бережливости всё же отрывает с бедра котомку и сжимает между зубами, прежде чем начать плавание. Она не зря вернулась за ней на пляж, она знала, что эта вещь пригодится. Слепо и непреклонно Йерема гребёт вперёд, рассекая тёмную воду своими гибкими руками.
Мужчина на яхте, ранее отчаянно переживавший смерть своих близких друзей, замечает отсутствие на слабо освещённом причале целевой девушки и глушит мотор. На скорости в семь узлов судно под действием инерции проскальзывает несколько морских саженей[1] вперёд, прежде чем постепенно замирает и разносит вокруг дрожащую волну. Ругаясь про себя, мужчина, оставшись с недавних пор на борту в одиночестве, берёт фонарь и выходит к носу яхты, чтобы в привычную природную тёмную тишь вторгнуться нахальным светом электрического устройства. Громкий всплеск воды неожиданно слышится с кормы, и он идёт туда, но опасается ловушки, — не только потому, что он человек предусмотрительный и расчётливый, но и морально истощённый последними событиями. Агент Консорциума не может унять дрожь в руке, занесённой над боевым пистолетом. «Пациентка 0» горазда схитрить и запросто привлечь помощь со стороны, чтобы разделаться с немногочисленным представителем стращающей — по мнению мировой общественности, не правдивому и на четверть — организации. Когда он впервые увидел её, то жаждал больше всего на свете выстрелить. Убить и потопить её моторный катер вместе с теми уцелевшими отбросами, которые расправились с его друзьями. Но она важна. Важна настолько, что Кевин пожертвовал своей душой ради её благополучия. Не облажался ли он? Откуда ему знать, вдруг эта девка тоже приложила руку к бесславной гибели ещё двоих агентов?! Она залезает по лестничному трапу и становится перед ним, почти обнажённая, в дурацких порванных кожаных тряпках и чёрной рубашке, явно неженской. Мокрая и испуганная. Несмотря на внешний контраст, они в чём-то похожи. Йерема выплёвывает на тесную кормовую палубу свой мешочек и тихо произносит:
— Я одна. — Поднимает руки, пытаясь расположить к себе возбуждённого незнакомца. — Я одна, — повторяет она, страшась. Костюм на мужчине чернее ночи за бортом.
Он отпихивает её и шарит в тёмно-синей воде светом карманного прибора, выискивая признаки кого-то живого, не моргая. Йерема тем временем бережно прибирает к рукам личные вещи.
— Стоишь ли ты того? — громко рычит на неё, глотая окончания то ли из-за особенности акцента, то ли — сломленного состояния. — Стоишь ли ты жизней трёх славных людей? Времени, потраченного на твои поиски?
Самодовольный низкий женский голос на эсперанто из спутникового телефона перебивает его импульсивность:
— Не смей ставить под угрозу выполнение миссии. Многое и так уже поставлено на кон, направляйтесь в условленное место.