Лезвие проскальзывает внутрь колец из тоненьких верёвок, освобождая девушку из племени Куруни от сковывающих её как пленницу связанных ракушек, ягод и камней, собранных рядом с поселением.
— Нет, — мямлит она, явно наслаждаясь процессом. — Ты просто напомнил мне, что я всё ещё необразованная папуаска, родословная которой берёт своё начало из места, полного мерзостей и обмана.
Нож проворно разрезает браслеты на запястьях и устремляется в узкое пространство между шеей и бусами.
— Что ж, у меня и имеются некие разногласия с тобой на этот счёт, но поскольку я не имею возможности повлиять на твоё помутнённое сознание, то вынужден просто молча наблюдать за процессом.
Лезвие складного ножа неаккуратно задевает кожу девушки, и тоненькая струйка крови дорожкой медленно стекает по шее прямо на грудь, как смола с европейской ольхи. Действительно ли он разглядывает или по загаданным представлениям Пандоры, остаётся под вопросом, но она улавливает некую нотку извращённого удовольствия на лице Кевина, когда он, улыбаясь, наблюдает за этим странным действом.
— Так как это происходит и для чего тебе все … устройства? — спрашивает о тонкостях проведения ритуала после того, как провожает разнообразие катящихся по дощатому полу частей бус и браслетов.
— Необходимо обнажиться, чтобы не вызвать подозрений, ничего не скрывать во избежание проклятия духов; иметь при себе личную вещь покойного, — Кевин догадывается о чём речь и хмыкает; — сосредоточиться на нём, представлять перед глазами, полностью очистив голову от иных мыслей. Также подготовить священные элементы, — указывает размашисто рукой; — чтобы контакт состоялся в этом мире, благоприятной среде, а мёртвые не забрали твою душу обманом к себе, в царство тьмы. — Дух покойного улыбается и складывает руки. — Мир сна. Конечно же, такому смелому ритуалу необходима жертва — плоть вызывающего, обязательно невосполнимая. — Он щурится и несогласно поджимает губы. — Чтобы тот понимал всю безрассудность подобного действа. Наш мир и населённый духами различен настолько, насколько сами того не осознаём, связываться с ним опасно и в какой-то степени запрещено. Нужно уважать покой мёртвых и не вмешиваться. Впрочем, отчаянных и охочих до разговора с духами — единицы. Они не только боятся потустороннего гнева, но и не хотят стать изгоями в племени, коими становятся все, кто совершает ритуал.
— Ну, а если этого недостаточно, то в ход идут психоактивные вещества из растений. Я понял. В этом что-то есть, — загадочно улыбнувшись, Кевин плетётся по комнате, изучая расставленные на полу ритуальные принадлежности и обстановку.
— Не уходи далеко. — Полупрозрачный дух откликается и останавливается. — Твоё нахождение здесь зависит от меня: пересечёшь определённую область, и снова придётся вызывать тебя. Мы тесно связаны сейчас.
— Как и в тот момент, когда я одел на тебя наручники, — воспроизведённая Кевином мысль кажется Пандоре интересной, и она с удивлением понимает, что точно не додумалась бы до такого сама. — Я был узником не Баноя. — Его дух поворачивается к ней лицом. — Я был привязан к тебе.
— Это тебя и погубило, — печально бормочет она и опускает голову.
— Меня настораживает другое. Ты знала о том, что я погибну, — от его стального голоса она начинает дрожать.
— Подозревала и боялась, но никак не… — инстинктивно оправдывается девушка, хотя поначалу действовала из чёткой уверенности в том, что случится несчастье. Поведение невинной жертвы, однако, так быстро не выветривается из подкорки. — Надеялась, что я ошиблась. Это была подстраховка. Интуиция.
— Интуиция? Хочешь сказать, интуиция склонила тебя предусмотреть самый отвратительный финал? Или ты и вправду знала, что это произойдёт, потому как сбегала за принадлежащей мне вещью? — Испуганные округлившиеся глаза девушки заставляют его остановиться. — Ладно, я вижу, что эти вопросы доставляют тебе неудобства. В своих проблемах нельзя винить человека постороннего. Το στανιό και τη βία ο θεός τα ‘δωσε (Бог дал силу, он дал и насилие.). То, как мы ей распорядились, лежит ответственностью на нас самих.
— Я бы не смогла такое придумать. Ты настоящий… неужели… — Пандора ощущает внутри расширяющуюся пустоту, от которой становится сложно находиться в одном положении. Она меняет позу на более расслабленную, не покидая пола. Долго смотрит вниз перед собой, а затем ощущает ноющую и невыносимую боль в левом мизинце. Отрезанном мизинце. Действия отвара из кавы-кавы[4] и наркотиков постепенно утихают.