Мелисса Мэйли, всё в том же халате, ела с беженцами. В этом неудобном наряде она чувствовала себя по-дурацки, а тем более в той же самой школьной столовой, в которой она за множество лет провела тысячи больших перемен с тысячами учеников. И при этом всегда должным образом одетой! Эд Пьяцца раздобыл ей чистую одежду, но отказалась переодеваться. И отказывалась до тез пор, пока беженцев не устроили на ночлег и не пришло время заседания комитета. То же упрямство, которое привело в своё время девочку из приличной бостонской семьи за стол с чернокожими на кишащем расистами Юге, заставляло её, уже в более чем зрелом возрасте, разделить трапезу с немецкими беженцами. Так же, как они, босая, хоть и с накрашенными ногтями на ногах.
Она намеревалась быть там, чтобы уберечь до смерти изголодавшихся беженцев от обжор-ства. Но это оказалось ненужным. Там была Гретхен, ястребом следившая за порядком.
Порядок за едой Гретхен насаждала железной рукой. Мелиссе на раз пришлось вздрогнуть, глядя на то, какими методами она этого добивалась. Всё свою жизнь Мелисса была противником телесных наказаний, но в этом случае протестовать не стала. В ней в известном смысле шёл процесс переосмысления. Пока она вместе со всеми степенно жевала, в мозгу у неё кипело.
Да, она по-прежнему не одобряет телесных наказаний. Но она же не дура и в состоянии оценивать окружающую действительность. Пусть она жжёт глаза, но Мелисса не станет их закрывать.
Гретхен, а не она, видела, как люди едят траву, только чтобы выжить. Гретхен, а не она, видела, как те же самые люди набивают желудки, когда на них вдруг снизойдёт нежданное изобилие. Видела, как они потом подыхают от обжорства, корчась в агонии. Она видела, как Гретхен дала оплеуху одному ребёнку, запихивавшему еду в рот обеими руками, и заставила его посидеть минуты три, положив руки на колени, прежде чем он схватит следующий кусок. Она вздрогнула – ведь завтра маленькое личико ребёнка покроется синяками, да и ревел он горько, - но вслух не возмутилась. Гретхен удалость сохранить ребёнка живым в мире, который в момент свернул бы шею самой Мелиссе Мэйли как цыпленку. И то был даже не её ребёнок. Малыш самой Гретхен сидел у неё на руках и радостно посасывал грудь. Её собственный ребёнок был плодом насилия. Остальные же – да кто их знает? Вот именно,
Мелисса замечала взгляды, который Гретхен время от времени бросала на Джеффа, сидевшего на противоположном конце стола. Взгляды вполне целомудренные, надо признать. Что только делало их ещё более действенными. Джефф был хорошо воспитанным сельским пареньком. Ярко размалёванная, похотливо ухмыляющаяся уличная шлюха наверняка только отвратила бы его. Но молодая женщина в халатике, державшаяся гордо и уверенно, с грудью, оголённой лишь для того, чтобы покормить младенца, женщина, твёрдой рукой ведущая своё семейство, такая …
Посылать взгляд за взглядом – нежные, жгучие,
Смех душил Мелиссу
Результат был предрешен. И сомнений быть не могло. В ту же минуту Джефф превратился в кипящий горшок гормонов. Бурлящий от желания. Как думаешь, он воспользуется предложением?
Мелиссе на ум пришел подходящий к ситуации образ: она стоит на морском пляже по щиколотки в воде. И Королева Мелисса, вся такая властная и могущественна, повелевает приливу схлынуть!
Сексуальные домогательства всегда претили Мелиссе. Её не приводило в восторг, если мужчина пользовался подчинённым и стеснённым положением женщины ради утоления похоти. Прежде.
И
Мальчик, которого треснула Гретхен, перестал плакать. Даже наоборот, он улыбался, глядя на Гретхен, жадно пытая поймать её взгляд. Совершенно не думая о том, что на щеке начинал проступать синяк. Мелисса поняла, что срок задержки, назначенный ему Гретхен, истёк, и та, будто по сигналу внутреннего будильника, улыбнулась ему и кивнула. Ребёнок набрал горсть еды в рот и потянулся за второй, осторожно озираясь на Гретхен. Конечно, она следит за ним!
Ангелы никогда не спят. Мальчишка вздохнул и положил руку себе на колени. Ангел улыбнулся ему. Глаза ангела перенеслись на другого ребёнка, на другую женщину, послабее, на старушку подряхлее, и, наконец на здоровенного американского паренька на другом конце стола. И обещание, читавшееся во взоре, было совсем не ангельским.
Взор ангела, оберегающий, защищающий, двинулся дальше. В какой печи какой кузни отлили и отковали эти глаза Мелисса и представить себе не могла. Но ангелов другого сорта в тех местах водится не могло.