1632-vtrehub

Мелисса кивнула. «Больше, чем всё остальное, Гретхен. Уж поверь мне. И пока он будет чувствовать, что ты любишь его, он справится с чем угодно.»

Не до конца уверенная, способна ли она передать смысл в точности, Мелисса сделала попытку изложить это ещё и по-немецки, но Гретхен прервала её.

«Я понимай.» Лицо её прояснилось. «Этто не проблема, найн. Я буду стараттся с это. Очень упорно. Я хороши работтникк. Очень …» - она потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить нужное слово. – «Йа, настойтшивы! Не лентяй!»

Мелисса ничего не смогла с собой поделать и расхохоталась. Может, она сожалела о том, что не сдержалась, но не сильно. «Это у точно про тебя, девочка моя!»

Она испытывающее посмотрела на стоящую перед ней девушку. «Да уж, это как раз про тебя!» - повторила она, улыбаясь. – «А знаешь что, Гретхен Рихтер-вскоре-Хиггинс? Мне и в самом деле кажется, что этот ваш брак и в самом деле сработает!»

Мелисса опять засмеялась: « „Я буду стараться!“ Мне это даже нравится!»

Глава 30

Свадьба в итоге прошла как по нотам. Вилли Рэй объявился как раз вовремя. Может, он и не был до конца трезв, но опыт его не подвёл. Казавшийся коротышкой рядом с Гретхен, слегка под мухой, он, тем не менее, привёл невесту к алтарю без приключений, пусть это и заняло несколько дольше запланированного. Но она ни разу не споткнулась, а органист был рад случаю продемонстрировать публике своё искусство.

Публика в свою очередь тоже не подвела. Церковь была набита битком. Да и на улице было не протолкнуться.  На церемонию явилось почти полгорода, заполнив все ближайшие к церкви проулки.

Настроение у в сех было более чем праздничное. Куда праздничнее, чем на большинстве  свадеб. Для всех тех людей, что составляли население Грантвилла, американцев и немцев, это событие было как луч света. Похоже, Квентин Андервуд выразил мнение тысяч людей. После всех тех кошмаров, в которые мы так плотно встряли, клянусь, ничто на свете не доставит мне больше радости, чем вид девушки в свадебном платье, идущей к алтарю.

На этом сходство подходов заканчивалось. Для немецких гостей и зрителей свадьба была чем-то вроде торжественного обещания. Или, если угодно, заверения. И хотя они теперь составляли более половины нарождающегося на их глазах общества,  немцы – бывшие беженцы, наёмники или обозные жёны, - вполне понимали свою подчиненную роль в нём. Они даже не до конца понимали принципов его устройства, не говоря уж о том, чтобы полностью принять их, и уж точно не могли поверить, что приняты в него сами.

Их сформировала столетняя привычка.  Кислота наследственных привилегий разъела их души. Даже не отдавая себе полностью в том отчета, новички-немцы автоматически рассматривали американцев как простолюдины – дворян. И неважно было, что американцы при этом говорили: слова  ничего не стоят, особенно обещания аристократа простолюдину.

Что имело значение, причем во все времена, это чем люди являлись на самом деле. И американцы, со всей очевидностью, являлись аристократией. Это явствовало из всего, что они говорили, поступали и даже наоборот – не говорили и не поступали. Это светилось у них из-под одежды, проступало сквозь кожу.

Скажи им немцы это, их американские сограждане опешили бы. Столетия в свою очередь сформировали и их, залечив давнишние раны. Любой американец, на любой ступеньке социальной лестницы, принимал за аксиому главное: он имеет значение. Он ценен. Он – человек. Его жизнь чего-то, да стоит.

Они были пропитаны насквозь этим представлением, осознанно или нет. И эту невысказыва-емую, бессознательную аксиому новоприбывшие уловили в тот же час. Они реагировали на автомате, так же, как Гретхен сражу же признала в школьной учительнице герцогиню. Так же, как и Ребекка, которая приняла шахтёра за идальго.

Укоренившиеся привычки, вколоченные в сознание людей столетиями угнетения и жесто-кости одними словами было не отменить. Тут нужны были действия, да такие, что затрагивали бы самую суть явления.

Некоторые люди и в самом деле люди. Большинство же – нет. Есть хорошая кровь и плохая. Вот такая вот простая, но жестокая дихотомия правила Европой столетиями, а за последнее десятилетие и вовсе превратило её в огромное кладбище. Торгуясь о цене с мясником, аристократия предоставляла простому народу платить по своим счетам. А почему бы и нет? Им всё равно плевать на свои жизни, они же не чувствуют так же, как и мы.

Хорошая кровь, плохая кровь. Сегодня американцы сам что ни есть  доступным пониманию способом приносили присягу своим новым собратьям: нам это неважно, для нас эта мишура ничего не значит.