13 мертвецов

Тропинка вывела к синтоистскому храму, окруженному рощицей красноствольных криптомерий; на листьях лежали чешуйки пепла. Кто-то кружил на четвереньках возле распахнутых ворот с двойной перекладиной. Мертвец принюхивался, поводя неестественно свернутой головой. Его лицо было землисто-серым, костлявым, в темных подтеках.

Таканобу направился к воротам. Я видел только кусочек внутреннего дворика, растоптанный сад, бронзовый фонарь в виде каракатицы. Между бамбуковыми шестами святилища какого-то древнего божества висела соломенная веревка с кистями. Мертвец обернулся, издал скулящий звук и по-собачьи бросился на самурая. Мутные глаза не отрывались от Таканобу, который сделал шаг вправо, пропуская нападавшего, развернулся в корпусе и одним ударом отделил голову от тела.

Шум привлек внимание группы мертвецов, которые появились из храма, многие в одеждах священнослужителей, и я поспешил на помощь своему другу. Сказать по правде, Таканобу справился бы и без меня. Я не переставал удивляться его мастерству и хладнокровию. Когда он, одержимый боем, вырывался далеко вперед, мертвецы огибали его, будто несомые течением листья, в страхе обтекающие вонзенный в дно ручья острый меч.

Мои руки не были тверды, до некоторой степени я стыдился своего неискусного стиля фехтования, но смог обезглавить двоих, а третьего сразил ударом меча в лицо.

Срубленное дерево гниет, если его не покрыть лаком. Человеческое тело не успокаивается в после-смерти, если ему не перерубить хребет. Не обязательно там, где позвоночник соединяется с черепом, но это самый простой способ, если не хочешь, чтобы застрял клинок.

Когда все закончилось, мы вошли в селение Мэгуро.

Заканчивался тринадцатый день месяца третьей луны седьмого года правления Мэйдзи.

Чего скрывать: соглашаясь на работу в русском отделении токийской (еще недавно – эдоской) школы иностранных языков, я подумывал о написании книги об этой загадочной стране.

До недавнего времени японцы тщательно скрывали от внешнего мира свои мысли и действия. Все, что долетало через океан, – обрывки впечатлений европейских путешественников, дипломатов и торговцев, которым оказывался прохладный прием. Сбивчивые скудные сведения; устаревшие сочинения в архивах европейских библиотек. Официальной политикой павшего сегуната было пускать пыль в глаза, поскольку в пришельцах видели потенциальную опасность чужого влияния. Революция Мэйдзи сбросила завесу таинственности, расшевелила былую косность. Я надеялся всмотреться в лицо исчезающей цивилизации (кто знал, что она окажется покрыта пеплом, изъедена гнилью?), собрать предания и легенды, которые станут повестью о жизни японского общества.

В свете последних происшествий считаю своим долгом поведать о событиях, свидетелем и участником которых я стал, застигнутый в Стране восходящего солнца ужасной катастрофой. Рассказать, возможно, последнюю легенду этого края – без надежды на внимание читателя. Без надежды закончить свой труд.

Немного рассказав в этом запоздалом предисловии о причинах, побудивших меня взяться за карандаш, хочу вернуться к Таканобу, сердце которого горело местью, и рассказать о том, как я стал его другом и спутником.

В стремлении обогатиться новыми наблюдениями и впечатлениями я вознамерился попасть в далекую Японию. Хотел рассмотреть все тайные пружины, которые двигали этим народом, проснувшимся от оцепенения.

В изучении японского языка мне помог молодой дайме – японский князь, который штудировал в Швейцарии европейские науки. Через два года ланкастерского обучения я был в состоянии сносно говорить и писать по-японски. Сведя знакомство с главой японского посольства, ярым поклонником Петра Великого, поздней весной 1873 года я был приглашен для преподавания в Токио.

С Таканобу я познакомился на пароходе «Нил», отплывшем к японским берегам из Марселя. Таканобу отличался от других японцев из самурайского сословия (официально упраздненного, но на деле все еще пользовавшегося высоким положением), которые возвращались на родину из академий и университетов Франции – все в европейских платьях, с горой сувениров. Таканобу был одет в черный шелковый халат (белый цвет лишает воина силы, потому что сквозь него просвечивает сердце), накидку и широкие штаны, был угрюм и диковат взглядом, как и подобает самураю старого закала. В Европу он ездил по поручению своего хозяина, Оиси Киевари, который занимался торговлей шелковичными червями и чаем.