Ночевали в заброшенном чайном домике с заколоченными окнами, где некогда торговали табличками с изображением каракатицы. Деревянные таблички покрывали пол, темный от пятен крови, и напоминали давно испорченный улов. Я дал Таканобу бумагу и карандаш, и он написал, что таблички преподносят святому Якуси Нераи, который ездит на каракатице и исцеляет от болезней; давным-давно он избавил селение от оспы. Обитатели дома, похожие на изъеденных оспой больных, не доставили нам неприятностей. Запертые в дальней комнате, они скользнули за край
В домах жили люди. Если некоторые из них и бросались на живых, то не для того, чтобы вцепиться зубами в глотку или другую часть тела. (Стоит отметить, что мертвецы не питались живыми, а пополняли свои ряды иначе: как только человек умирал и открывал глаза в
Нашлись и те, кто решил рискнуть.
Из закопченного пожаром дома вышли трое. Расписные люди, как я их называю. Затейливые узоры татуировки, белой и синей, на ярких медно-красных телах, не потускневших под больным небом; из одежды – только подвернутые самурайские штаны.
– Остановитесь, господа! На минутку! – окликнул бандит с женским портретом на груди; белые драконы обвили его большие руки.
Таканобу остановился.
– В чем дело? – спросил я.
– Не угодно ли вам расстаться со своими красивыми мечами?
Таканобу повернулся.
Даже после того, как последний сегун оказался в унизительном положении обычного дайме и отправился в ссылку, самурайское сословие не прекратило кровопролитий. Что уж говорить про новый, покрытый пеплом мир.
– И с тем, что прячете за пазухой и поясом.
Одетые в татуировки люди двигались в нашу сторону. Деревянные сандалии загребали вулканическую пыль.
– Вам лучше свернуть с этого пути, – сказал я, когда Таканобу выступил им навстречу.
Бандиты рассмеялись и выхватили мечи из ножен.
Таканобу разрубил первого приблизившегося к нему от плеча до бедра, и воздух стал красным. Двое других, видя смерть товарища, бросились на Таканобу, но тот легко парировал удары. И наносил свои, смертельные. Расписанный арабесками бандит вскрикнул и упал замертво с рассеченным лицом. В конце концов свалился и последний – тот, что окликнул нас из сгоревшего дома. Его голова откатилась на несколько шагов от женского личика, вытатуированного на его широкой груди.
В клетках, в которые вели раздвижные двери задних комнат, шипели и скулили мертвецы. Задумавшись, я наткнулся на Таканобу со спины.
За деревянной решеткой, покачиваясь, стояла мертвая женщина. Золотая краска осыпалась с ее растрескавшихся губ. В глазных впадинах свернулась кровь. На шее и щеках, выбеленных порошком свинцовой окиси, расплылись пятна гнили.
Бледное лицо Таканобу изменилось.
Я понял, что смотрю на ойран Белое Сияние. Когда-то она была красивой даже по меркам европейца. Утонченный овал головы, как у мадонн Леонардо да Винчи, высокий лоб, нос с горбинкой… вот только улыбка давно ускользнула, треснула, распалась.
Зубы щелкнули у самых прутьев – чернение, которого требовала мода, частично стерлось, и зубы стали серыми в черную полоску. Уродливый рот открывался и закрывался.
Если не хочешь, чтобы семь из десяти дел были сделаны плохо, делай все быстро. Таканобу просунул руку в клетку, схватил ойран за собранные в пучок волосы, вдавил голодным оскалом в прутья и отпилил кинжалом голову, прямо под кружевным воротником из трех зубчатых коричневых полос.
Он перерезал последний кусочек кожи, поднял голову на уровень глаз, несколько мгновений смотрел в слепые глаза, а потом швырнул ее на упавшее тело. Я не отвернулся от этого неприятного зрелища. Путь мести Таканобу, путь, в котором я вызвался его сопровождать, был пройден наполовину.
Скрипнул затвор, и дверь рядом с клеткой приоткрылась. Мы обнажили мечи и вошли в чайный домик. Оружие тех, кто открыл дверь, было сложено на пороге. Внутри было тепло: топилась угольная печка – хибати.
Хозяин со слугой, пригласившие нас внутрь, ответили на вопросы, которые я задал от имени Таканобу. Мы искали господина Асано Фукоэмона, который был частым гостем в этом доме. Хозяин позвал камуро – служанку и ученицу ойран по имени Аист, – та пряталась в стенном шкафу.
Аист, хранившая секреты Белого Сияния, написала адрес. Она рассказала, что господин Фукоэмон был здесь после катастрофы и хотел забрать Белое Сияние с собой, но та отказалась, не желая бросать родителей, и тот, полоснув ее по глазам, вынес бездыханную в клетку, где ойран и скончалась.
– Господа самураи, позвольте угостить вас чаркой вина.