13 мертвецов

– Берегись, мля!.. – Слышит Саня не то чужой, не то свой собственный крик, а в следующее мгновение летит на пол. Острая боль отдает в локоть и низ спины. Где-то сзади истошно и вместе с тем сдавленно орут, а прямо перед ним тряпичной куклой оседает Глист, изумленно держащийся за всаженный в живот нож.

Ужас впивается в Санька сотнями ледяных иголок. Он резко поднимается, превозмогая острую боль, – лишь для того, чтобы увидеть, как Зосимова остервенело потрошит еще живого Кириенко. Тот корчится в луже собственной крови и, похоже, кое-чего похуже, вместо лица у него – одна большая рваная рана. Кровавые потеки везде – на дверях, на стенах и даже на потолке.

Матерный крик вырывается из Саниного горла машинально, но и его хватает, чтобы оседлавшая следака училка, как на шарнирах, развернулась вполоборота. Саня будто летит в бездонную пропасть – лицо, или, скорее уж, харя Ирины Петровны измазана в крови, а из оскаленного и странно скошенного рта торчит непонятный ошметок. Только в следующую секунду Саня осознает, что это – откушенный язык.

Санька выворачивает прямо себе же под ноги, он блюет самозабвенно, забыв и не то про живую, не то про три часа как мертвую Машку, и про пацанов в бане со шлюхами, и про инстинкт самосохранения, безвольно вопящий одно только слово: «Беги!». Внутренности словно горят огнем, он сплевывает последнее, отчаянно хватает ртом воздух – и тут же скользит животом прямо по собственной блевотине, лбом в основание стены. Снова острая боль – теперь еще и искры из глаз, – глухо клацают зубы, и во рту сразу становится солоно.

Рядом с ним кулем валится Глист. Он судорожно вцепляется в его брючину, хрипит что-то, кажется «Санек, помоги», но Саня ногой отпихивает его руку и, полуослепший от боли и ужаса, ползет вперед, одержимый желанием оказаться как можно дальше отсюда. Хрип за спиной сменяется утробным рычанием и кошмарным звуком перегрызаемого горла.

В поле зрения Сани оказываются скрюченные ноги в луже крови и груде кишок, и он понимает, что ползет совсем не к спасительному выходу. Ну да по хер, там еще Худой, там еще пистолет Кириенко, там новехонькие евроокна, в конце концов.

По коридору гулким эхом разносятся выстрелы – раз, другой, третий. Кое-как утверждаясь на карачках, Санек видит майора Худоногова. Его лицо искажено не то гневом, не то страхом, жирный побелевший палец давит на курок. Тот глухо щелкает – осечка.

Саня оборачивается и видит, что Зосимова не торопясь поднимается от окровавленного тела Полуяна. Видит сразу три пулевых отверстия – одно в плече и два в груди, как раз над ножевой раной. Тело училки содрогается, когда четвертая пуля входит ей в область печени, но падает она не плашмя, не навзничь, а на четвереньки и глухо, яростно рычит, как изготовившийся к бою дикий зверь.

Худоногов матерясь торопливо перезаряжает «пээм», но училка на четвереньках движется быстрей. Она подсекает майора под ноги, впивается растопыренными пальцами в лицо, а оскаленной пастью – в жирную грудь. Патроны и пистолет летят куда-то в темноту коридора.

Санек слышит истошный визг и понимает, что это визжит он сам. Рассудок требует найти хоть какое-то укрытие, ошалевшее, болящее тело понимает, что до спасительных дверей на улицу уже не доползти. Из последних сил Саня шарахается в ближайшую дверь, в следующее мгновение соображая, что это – туалет. Плевать, лишь бы подальше, подальше, подальше, на хрен, отсюда, лишь бы еще хоть пару минут жизни…

Хрип Худого остается за дверью. Саня несколько раз пытается удержаться на ногах, но всякий раз падает; в охваченном ужасом мозгу – полный хаос из молитв вперемешку с матом. Кровь молотит в виски и струится изо рта – похоже, он неслабо так прикусил язык. Санек вспоминает оставшегося совсем без языка Кириенко и давится истерическим смехом, но тут же торопливо зажимает рот. Училка не слышит, упоенно чавкает в коридоре.

Саня бессильно приваливается к стене – и обрадованно вздрагивает, ощутив твердость пистолета на поясе. Он все-таки его не снял.

Чуть не плача от облегчения, Санек вытаскивает пистолет, трясущимися руками проверяет патроны. Перезаряжать нечем, да и есть ли смысл? Похоже, дохлую тварь пули попросту не берут.

Сердце мечется трусливым зайцем, так и норовит вырваться из груди.

Училка ринулась к нему – снова на четвереньках, как бешеная собака.

Оперуполномоченный Русанов заорал и, скорее машинально, встретил Зосимову ударом ноги. Она с шипением отдернулась, но тут же сграбастала его за голень, рванула на себя. Рефлексы вновь пришли на помощь, и Саня со всей силы саданул училку рукоятью пистолета.

Зосимова с рычанием отпрянула, снова пала на четвереньки. Саня выставил перед собой пистолет, сжав его до боли в ладонях.

– Не лезь, – прохрипел он, задыхаясь. – Пошла на хер, тварь!