купания волосы неведомо откуда взявшейся расческой. Посочувствовала ему в
его одиночестве. Эйб расслабился, страх и ужас до поры покинули его. Потом
мягким, ласковым таким голосом сказала, что она его мама. Что после его
рождения она была вынуждена отдать чужим людям на воспитание и никак не
могла его ни увидеть, ни тем более, забрать обратно. А вот теперь они
встретились, и она хотела бы, чтобы ее мальчик остался навсегда с ней рядом,
чтобы видеть, как он растет, взрослеет. Жаловалась, какая она одинокая, что ее
никто не понимает, не жалеет. Все норовят использовать. Даже друг твой, Хит,
он скоро придет в ее спальню, сказал, что непременно должен это сделать,
пригрозил расправой. «Понимаешь, мальчик мой, - говорила она, - красивой
женщине очень трудно жить без помощи и без сильного мужского плеча, без
защиты, каждый норовит обидеть. Отдай мне твой ключ, он тебе совсем-совсем
не нужен, пусть другие разбираются со всякими этими ключами, а мы будем
жить счастливо с тобой, если хочешь. Можешь своих друзей взять с собой».
Глядела такими любящими глазами, что сердце мальчика, мягкое и доброе,
простило ее, хотя он помнил совершенно иное. Эйб отчетливо помнил, как он
бродил по двору замка, держа в руке подол бабки Нитхи, и как ему нужно было
низко-низко кланяться, пряча глаза, если мимо проходила высокородная
госпожа – его мать. Он знал, что она его мать – «добрые» люди всегда найдутся
и просветят, кто кому и кем приходится, но к ней приближаться было
запрещено. Вскоре и вовсе был отправлен в призамковую деревушку – с глаз
долой. Мальчик знал, что его взгляд смущает госпожу, что она не может
оставаться спокойной в его присутствии. И никаких других обстоятельств, по
которым его, якобы, забрали от матери, просто-напросто не было. И все, что
рассказывает эта неожиданно явившаяся женщина о себе и его детстве – все это
ложь. Но все-таки подошел к ней и обнял, несмело прижавшись к сладко
пахнувшему одеянию. В этот миг все изменилось: маски были сброшены –
скрюченными пальцами она потянулась к ключу, не в силах сдержаться.
Мальчик отпрянул и оказался в кресле, отступать некуда, под ним лежал
подаренный кинжал, который он ухитрился достать, не порезавшись. И, когда
Хит ворвался в его комнату, мальчик сидел, вопя во все горло о помощи, боясь
этой женщины до дрожи в зубах, и не в силах встать. А она кричала на него:
- Ну же, сделай что-нибудь, если ты мой сын! Отдай мне ключ! Отдай, или убей
меня. Или ты такой же слабак, как твой отец, прихвостень Магистра? А? Он
меня даже ударить не мог, и ты такой же? Ты не можешь быть моим сыном,
если не отдашь эту железку, зачем она тебе? Зачем тебе весь остальной Мир,
если у тебя буду я? – и еще много обидных слов, значения некоторых мальчик и
не знал, от крика ее голос уже начал срываться на хрип, лицо исказилось и
побагровело. Она нависала над креслом, все ближе и ближе приближаясь к
вожделенной цели. А еще Эйб вдруг некстати вспомнил, что, когда прятался в
замке от драконов, он тоже видел ее – она ходила по двору голая и на всех
кричала. Свое пребывание в замке при ящерах мальчик помнил не очень
хорошо из-за постоянного страха. Лишь с момента, когда он попал в залу, где
были заперты дети, воспоминания стали более-менее связными. Потом дама
наклонилась еще немного и наткнулась на кинжал. Рассказав все это, Эйб не по-
детски горько вздохнул:
- Я теперь очень плохой мальчик, да? Я убил эту тетеньку и, значит, я стал
убивцем. А бабка Нитха всегда говорила, что хуже, чем убивать, нет ничего.
Мне теперь нужно ключ вам отдать и идти к тому, кто мне уши обрежет, да?
Ответил ему Клинт, молчавший до этого времени:
- Нет тебе надобности - ни уходить, ни казнить себя, ты защищался. И матерью
твоей звать ее – это рот поганить.
Вмешался Хит:
- Ты защищался – это раз, ты искренне сожалеешь о совершенном – это два, и
этого не было – это три. Это тебе любой весовщик скажет. Видишь, мы еще не
спускались в город. Не смей чувствовать себя виновным за то, что ты спас нас
от той участи, что, может быть, страшнее, чем смерть – от Хроновой ловушки.
Это я тебе, как пастырь, призванный утешать и наставлять, говорю. Слушай,
Клинт, а ты спал, что ли? Мы едва тебя добудились.
Клинт насупился:
- Я и сам не знаю – разморило меня так, что вроде слышу все, а проснуться не
могу, словно опоили чем. Но никто не заходил, и пил я то, что и все и не более
всех. Вот только в воде у меня не было пены обещанной, а я так хотел
попробовать – как это вода с пеной – еще подумал, что не все, что обещают,
можно получить. Да потом плюнул на это дело – может быть, у них пена
закончилась, да и все. А, видимо – не все. Получается в ней дело. Вы-то с пеной
купались и не уснули, потому что оба ей нужны были. Да и прав ты, морок все