1 2

купания волосы неведомо откуда взявшейся расческой. Посочувствовала ему в

его одиночестве. Эйб расслабился, страх и ужас до поры покинули его. Потом

мягким, ласковым таким голосом сказала, что она его мама. Что после его

рождения она была вынуждена отдать чужим людям на воспитание и никак не

могла его ни увидеть, ни тем более, забрать обратно. А вот теперь они

встретились, и она хотела бы, чтобы ее мальчик остался навсегда с ней рядом,

чтобы видеть, как он растет, взрослеет. Жаловалась, какая она одинокая, что ее

никто не понимает, не жалеет. Все норовят использовать. Даже друг твой, Хит,

он скоро придет в ее спальню, сказал, что непременно должен это сделать,

пригрозил расправой. «Понимаешь, мальчик мой, - говорила она, - красивой

женщине очень трудно жить без помощи и без сильного мужского плеча, без

защиты, каждый норовит обидеть. Отдай мне твой ключ, он тебе совсем-совсем

не нужен, пусть другие разбираются со всякими этими ключами, а мы будем

жить счастливо с тобой, если хочешь. Можешь своих друзей взять с собой».

Глядела такими любящими глазами, что сердце мальчика, мягкое и доброе,

простило ее, хотя он помнил совершенно иное. Эйб отчетливо помнил, как он

бродил по двору замка, держа в руке подол бабки Нитхи, и как ему нужно было

низко-низко кланяться, пряча глаза, если мимо проходила высокородная

госпожа – его мать. Он знал, что она его мать – «добрые» люди всегда найдутся

и просветят, кто кому и кем приходится, но к ней приближаться было

запрещено. Вскоре и вовсе был отправлен в призамковую деревушку – с глаз

долой. Мальчик знал, что его взгляд смущает госпожу, что она не может

оставаться спокойной в его присутствии. И никаких других обстоятельств, по

которым его, якобы, забрали от матери, просто-напросто не было. И все, что

рассказывает эта неожиданно явившаяся женщина о себе и его детстве – все это

ложь. Но все-таки подошел к ней и обнял, несмело прижавшись к сладко

пахнувшему одеянию. В этот миг все изменилось: маски были сброшены –

скрюченными пальцами она потянулась к ключу, не в силах сдержаться.

Мальчик отпрянул и оказался в кресле, отступать некуда, под ним лежал

подаренный кинжал, который он ухитрился достать, не порезавшись. И, когда

Хит ворвался в его комнату, мальчик сидел, вопя во все горло о помощи, боясь

этой женщины до дрожи в зубах, и не в силах встать. А она кричала на него:

- Ну же, сделай что-нибудь, если ты мой сын! Отдай мне ключ! Отдай, или убей

меня. Или ты такой же слабак, как твой отец, прихвостень Магистра? А? Он

меня даже ударить не мог, и ты такой же? Ты не можешь быть моим сыном,

если не отдашь эту железку, зачем она тебе? Зачем тебе весь остальной Мир,

если у тебя буду я? – и еще много обидных слов, значения некоторых мальчик и

не знал, от крика ее голос уже начал срываться на хрип, лицо исказилось и

побагровело. Она нависала над креслом, все ближе и ближе приближаясь к

вожделенной цели. А еще Эйб вдруг некстати вспомнил, что, когда прятался в

замке от драконов, он тоже видел ее – она ходила по двору голая и на всех

кричала. Свое пребывание в замке при ящерах мальчик помнил не очень

хорошо из-за постоянного страха. Лишь с момента, когда он попал в залу, где

были заперты дети, воспоминания стали более-менее связными. Потом дама

наклонилась еще немного и наткнулась на кинжал. Рассказав все это, Эйб не по-

детски горько вздохнул:

- Я теперь очень плохой мальчик, да? Я убил эту тетеньку и, значит, я стал

убивцем. А бабка Нитха всегда говорила, что хуже, чем убивать, нет ничего.

Мне теперь нужно ключ вам отдать и идти к тому, кто мне уши обрежет, да?

Ответил ему Клинт, молчавший до этого времени:

- Нет тебе надобности - ни уходить, ни казнить себя, ты защищался. И матерью

твоей звать ее – это рот поганить.

Вмешался Хит:

- Ты защищался – это раз, ты искренне сожалеешь о совершенном – это два, и

этого не было – это три. Это тебе любой весовщик скажет. Видишь, мы еще не

спускались в город. Не смей чувствовать себя виновным за то, что ты спас нас

от той участи, что, может быть, страшнее, чем смерть – от Хроновой ловушки.

Это я тебе, как пастырь, призванный утешать и наставлять, говорю. Слушай,

Клинт, а ты спал, что ли? Мы едва тебя добудились.

Клинт насупился:

- Я и сам не знаю – разморило меня так, что вроде слышу все, а проснуться не

могу, словно опоили чем. Но никто не заходил, и пил я то, что и все и не более

всех. Вот только в воде у меня не было пены обещанной, а я так хотел

попробовать – как это вода с пеной – еще подумал, что не все, что обещают,

можно получить. Да потом плюнул на это дело – может быть, у них пена

закончилась, да и все. А, видимо – не все. Получается в ней дело. Вы-то с пеной

купались и не уснули, потому что оба ей нужны были. Да и прав ты, морок все