1 2

нежной кожу, исказила черты в мучительной гримасе – ненависти, жадном

желании, жажде крови. Усилием воли заставил не разрывать объятий и не

прерывать поцелуя. Вернулись звуки, краски, до этого поглощенные

неудовлетворенным желанием. Из крыла, в котором размещались гостевые

комнаты, послышались вопли ужаса – детские вопли. Хит отпрянул от

чаровницы, которая почти добилась своего. Дама Вита моментально вернулась

в роль: лицо озабоченное, руки слегка подрагивают – гостеприимная хозяйка

роскошного дома, искренне переживающая за своих гостей. Прерывающимся от

страсти низковато-хриплым голосом предложила навестить мальчика и

проверить, что случилось такого страшного. Хит, оставивший меч в своей

комнате, прихватил с собой лишь кинжал, спрятанный столь хитроумно, что

сейчас не было возможности его доставать, беспрекословно последовал за

дамой. Быстро добравшись до комнаты мальчика, широко распахнули дверь –

странное зрелище предстало перед ними.

Мальчик сидел в кресле, вжавшись в спинку, обеими руками держал

перед собой подаренный Хитом кинжал и, зажмурив глаза так, что видны были

лишь края ресниц, веки побелели, кричал, срываясь на визг:

- Нет, нет, нет, нет, не отдам. Уходииииииииииииииииииииииииии!!!!

Перед ним стояла еще одна дама Вита, протягивая прекрасную руку, начавшую

удлиняться, к шее мальчика, на которой на цепочке висел ключ. Только эта дама

была одета в темно-вишневую шелковую тунику, спускавшуюся мягкими

складками до босых ступней, и она взывала:

- Сыночек, ты не помнишь меня, свою маму? – засмеялась злобным смехом,

уклоняясь от кинжала, нацеленного ей в грудь, ловким неуловимым движением,

как змеи, которые обитают на самой границе песков Крогли. Хохотнула, заметив

присутствующих.

Хит оглянулся – та дама Вита, которая пришла с ним, стояла чуть поодаль, и ее

черты искажало такое же злобно-радостное чувство, что и лицо той, которая

находилась в комнате мальчика. Эйб, не выдержав крайнего нервного

напряжения, наступившей тишины и неизвестности, чуть приоткрыл глаза и

немного вперед наклонил кинжал. Остро наточенное лезвие вошло в плоть с

пугающей легкостью. Дама Вита в вишневом сама двинулась навстречу

кинжалу. Мальчик, перепуганный донельзя, уже не мог кричать, сжавшись.

Смотрел вытаращенными от крайнего ужаса глазами на то, как та, что

встретила их так радушно, падает медленно-медленно. Как из раны лентой

вытекает кровь, багровая в свете свечи. Хит не мог заставить себя двинуться,

заворожено переводя взгляд с дамы, которая лежала, на даму, которая стояла

рядом. Та, которая была жива, громко расхохоталась. Режущий уши звук смеха

становился все громче, громче, напоминая раскаты грома, что звучат в начале

сезона дождей, и вдруг исчез. Пропало все – роскошный дом, сад вокруг,

прекрасная хозяйка. Остались лишь они трое: Хит, Эйб, лежащий на камнях,

все еще сжавшись, вцепившись в кинжал, с которого капает кровь, и Клинт,

глаза которого крепко закрыты. Их пожитки валялись неподалеку.

Первым с себя стряхнул оцепенение Эйб. Он открыл глаза, увидел, что

ничего и никого рядом нет, и кинулся к Хиту, крепко прижавшись к пастырю.

Хит от этого прикосновения очнулся, уже вдвоем начали тормошить Клинта,

который спал так крепко, что его с трудом удалось разбудить. Вокруг были

голые камни, они оказались вновь в том самом лагере, который сами разбили

после того, как покинули тоннель. Собрали свои сумки, вещи, сложили, вновь

запалили небольшой костер – раньше утра соваться в Квартиты было нечего,

ворота по ночному времени закрыты. Уселись вокруг костра, Эйб, еще

вздрагивающий после пережитого – речь снова вернулась к нему – немного

гнусавым от плача голосом начал рассказывать, что с ним произошло.

Он долго купался, наслаждаясь невиданной роскошью. Только в

Пресветлом Дворце он чувствовал себя также хорошо, но там у него своей

комнаты не было. Плескался и разговаривал с прихваченной деревянной

желтенькой уточкой. Играл в воде долго, потом замерз, вылез, на кровати

лежала светло-сиреневая пижамка, мягкая, как пух и теплая, словно ее кто-то

очень заботливый подогрел для него. Переоделся в нее, сняв халатик. Улегся на

постель, с наслаждением повалялся. Потом обследовал комнату, в поисках

других игрушек, немножко поиграл. Ему стало одиноко – играть одному так

скучно – и тут вошла она, такая домашняя, в этой мягкой штуке, которая была

на ней одета. Вошла, подошла и уселась на боковину кресла, в котором он

сидел. Эйб вжался в мягкую спинку, вновь почувствовав неконтролируемый

ужас, пришедший к нему в момент встречи. Она, не обращая внимания на его

страх, начала гладить мальчика по голове, расчесывая его спутанные после