себя пыль дальних дорог. Обещаю, вы не будете разочарованы…
С этими словами он аккуратно выставил хозяйку за двери и потихоньку
прикрыл их, взглядом обещая все, но позже. Вита топнула ножкой, капнув
горячим воском на руку – обжигающее прикосновение отрезвило – никуда он не
денется. Вновь вошла в комнату, из которой ее так бесцеремонно выставили, и
сообщила Хиту через дверь, что она будет ожидать его в своей комнате,
расположенной в соседнем крыле. Дверь приоткроет, чтобы знак подать, в
которой именно. Дама, разместив своих гостей, покинула крыло.
Хит, оставшись, наконец, в одиночестве, прошел в умывальню, где
быстро скинул с себя одежду и погрузился в ароматную горячую воду,
покряхтывая от удовольствия. Прикрыв глаза, задумался: дама, хоть и хороша,
но определенно не та, за кого пытается себя выдать – жаль, что с ними
астрономов нет, те ложь чуют сразу и кровь касты определяют на расстоянии.
Ухмыльнулся про себя – ага, а еще и Примы в придачу – при тех-то и подумать
солгать мало, кому удается. Прислушался – слышно было, как Эйб плещется в
своей комнате. Да уж, если и помереть надо будет, так зато чистыми и сытыми.
Долго наслаждаться всеми прелестями умывальни, в которой чего только ни
было, не пришлось – нужно было поторапливаться, не заставлять же, в самом
деле, даму ждать. Кто она есть – это еще предстояло выведать, чего не
сделаешь, сидя в ванной. Выглянул в комнату – на кровати лежало чистое
облачение, вполне подходящее ему по размеру, сшитое для человека его касты и
телосложения. Вышел из комнаты, заглянул к Эйбу – мальчика все еще не было
видно, слышны лишь плеск воды и его негромкий разговор, похоже, он взял с
собой что-то из многочисленных игрушек и устроил совместные купания.
Потом навестил Клинта, который уже освеженный и переодетый, сидел в
кресле, держа в руках толстенный фолиант, взятый с полки. На полках, которых
было превеликое множество, расположились рядами различнейшие книги. Сын
повитухи выглядел почти счастливым, Хит знал, что его попутчик очень любил
читать, хотя временем для этого занятия почти не располагал. Сообщил ему, что
идет к хозяйке, попросил поглядывать за мальчиком и прислушиваться ко всему
подозрительному – в общем, быть начеку. И, с чувством выполненного долга,
отправился навстречу: только вот чему – опасности или обычному свиданию с
дамой, изголодавшейся по ласке? Будучи рыцарем-пастырем, Хит никогда не
давал обета воздержания. Он служил своему предку больше мечом, чем словом
и лозой. Проходя по крытой галерее, в изобилии уставленной комнатными
деревьями, в который раз изумился, как это все может поместиться в том
небольшом домишке, куда привел их Грид.
В окружавшем мраке из приоткрытой двери виднелась полоска неяркого
света. Потянул на себя дверь и вошел, оказавшись в комнате, убранство которой
лишний раз подчеркивало, что здесь живет истинная женщина, которая знает
себе цену и с любовью ухаживает за собой. Насторожился: как это может
совмещаться с клановыми занятиями, особенно, если женщина – кастырь
города. У нее-то времени откуда взяться на это тщательное культивирование
своего тела… Интересно… Пока Хит разглядывал комнату, хозяйка ее сидела
перед зеркалом в тончайшей сорочке пурпурного атласа и медленно
расчесывала влажные волосы. Сорочка ничего не скрывала, а лишь
подчеркивала все изгибы и впадинки этого изумительного тела, от взгляда на
которое из головы мигом улетучились мысли об опасности, глаза ощупывали
каждую черточку. Желание вспыхнуло, затмевая разум. Он шагнул вперед,
склонился в поклоне:
- Госпожа, ваш рыцарь прибыл, второпях сняв шпоры, и теперь готов уделить
все свое время, преклоняясь и служа вашей красоте.
Дама лениво повернулась, в глазах отражалось пламя свечи, хотя она стояла за
спиной:
- На что готов мой рыцарь ради обладания этим телом? – низкий голос немного
срывался, грудь высоко вздымалась – дамочка, похоже, на самом деле, сама не
своя от воздержания.
Хит подошел вплотную, отодвинув кресло, обнял ее – еще влажную
после омовения, пахнущую какими-то немыслимыми сладкими благовониями,
склонился, вглядываясь в глубину ее глаз, цвет которых он сейчас не мог
определить. Глаза ее то были темными, как мгла, то становились синими, как
морская гладь, то прозрачно-голубыми – переменчивыми, как ветры сезона.
Прикоснулся к ее губам, впиваясь страстным поцелуем, приоткрыл глаза, чтобы
увидеть ее лицо в момент, предшествующий высшему наслаждению. И чуть
было не застыл, забыв и о грядущем наслаждении и о своем желании выяснить,
кто же она и какова будет, разметавшись на простынях. Лицо было другим –
словно смерть уже давно смыла с него краски, обглодала выглядевшую такой