Зримая тьма

— Завтра состоятся похороны, — сказал Боссюэ, припертый наконец к стенке. — Поскольку убит итальянский гангстер, похороны будут необычными. Каждый итальянец, проживающий в Алжире, пришлет цветы и карточку со стихами и ангелочками. Как мне кажется, похороны приобретают особое значение в связи с общим положением в стране. Иначе говоря, соберутся не только все земляки Жозефа из Сицилии, но и члены ассоциации колонистов. Все это будет выглядеть примерно так. Участники похорон по приглашению брата Жозефа, только что выпущенного из тюрьмы в Оране, проведут все утро в доме покойного, где весьма основательно выпьют на пустые желудки. Затем они отправятся на кладбище, будут по очереди с рыданиями подходить к могиле и оплакивать Жозефа. Сильнее всего будут убиваться те, кто больше других ненавидел покойного. Затем они вернутся в дом Жозефа на поминальную трапезу, которая займет у них часа четыре-пять. Перед тем как разойтись по домам, кто-нибудь из них, возможно (повторяю: возможно!), скажет: «Выходит, мы позволяем этим… отделаться легким испугом?» Вот к этому-то мы и должны быть готовы. Допускаю, что ничего подобного не произойдет, хотя бы потому, что мы будем начеку. Но так случалось раньше и, к сожалению, слишком часто.

Я снова перевел.

— Понимаю, — ответил Джи Джи. — Следовательно, он считает, что мы должны держать рабочих в лагере и никуда их не выпускать. По нашему мнению, это никуда не годится. Какое влияние такой запрет окажет на наших новых рабочих, на тех, кто только вчера прибыл к нам? У нас и так из-за рамадана выработка снизилась на три процента. Тем не менее передайте ему, что он может рассчитывать на наше полное содействие… Стив, вы могли бы тактично узнать у лейтенанта, что он намерен предпринять, чтобы уменьшить опасность возникновения беспорядков?

Я тактично осведомился об этом у лейтенанта.

— А мы просто запретим похоронной процессии вступать в город. Мы не сможем запретить людям участвовать в похоронах, но вступать в город запретить можем, потому что это приобретет характер демонстрации, запрещенной военными властями. Капитан Кребс, командующий гарнизоном в отсутствие полковника Латура, выставит на дорогах заграждения, и доступ в Эль-Милию будет закрыт.

— А нужно ли это? Я хочу сказать, достигнет ли это своей цели?

Я перевел вопрос Боссюэ, и он явно заколебался. Мне представилось, что он процеживает вопрос Джи Джи через густую сетку сомнений.

— Возможно.

— Возможно? Давайте-ка внесем ясность. Что значит «возможно»?

— Видите ли, — объяснил Боссюэ. — Лица, желающие вызвать беспорядки, могут, например, проникнуть в город по двое и по трое, и их никак не задержишь. Кроме того, люди, уже находящиеся в городе, могут устроить беспорядки, приурочив их к моменту похорон, и им тоже нельзя помешать.

— Понимаю, понимаю.

— По совести говоря, у нас ни в чем нет уверенности. Поживем — увидим. Готовясь к худшему, будем надеяться на лучшее. — Боссюэ помолчал. — Я хотел бы дать один совет, — продолжал он. — Всем вашим служащим, у которых нет острой необходимости быть в Эль- Милии, я рекомендовал бы завтра не появляться в городе. На всякий случай.

— Снова — «на всякий случай!» — заметил Джи Джи. — Да когда он перестанет твердить одно и то же?

ГЛАВА XIII

На следующий день многие из нас решили пренебречь предупреждением Боссюэ и отправиться в Эль-Милию, поскольку работы все равно были прекращены.

Теренс поехал вместе со мной. В городе я постарался отделаться от него, условившись встретиться в полдень. Мне захотелось пройтись по улицам и посмотреть, что же, в самом деле, происходит.

В тот день отмечался один из главных мусульманских праздников. В такие дни арабы обычно надевают лучшие платья и предаются всевозможным удовольствиям. После месячного поста и воздержания они стараются наверстать упущенное. В такое время все девять арабских кафе на главной улице Эль-Милии бывают переполнены. Слегка осоловевшие от обжорства арабы сидят здесь с утра до вечера и непрерывно щелкают пальцами, подзывая официантов с маленькими чашечками кофе. Но сегодня все эти заведения были закрыты, за исключением кафе Эль-Хаджи, инвалида второй мировой войны, имевшего множество орденов. Араб по национальности, Эль-Хаджи ценой обеих ног приобрел условный статус французского гражданина. Когда я проходил мимо его заведения, он стоял на костылях у входа, наблюдая, как официанты справляются с большим наплывом клиентов. Публики было много, однако она почти целиком состояла из европейцев. Кроме Хаджи, в кафе было только трое арабов — ими исчерпывалась вся паства новообращенных, какой пока мог похвастаться проповедник мистер Фултон. Эти молодые люди, одетые так, словно они собрались играть в бейсбол, перестали быть мусульманами, не соблюдали пост, и потому праздник не имел для них особого значения. Очевидно, в качестве меры предосторожности жалюзи были опущены не только у арабских кафе, но и у большинства европейских магазинов.