Зов ночной птицы

Он взял одну из свечей и наклонил ее над сковородой. Как только горящий фитиль соприкоснулся с этой субстанцией, она воспламенилась. Пламя имело голубоватый оттенок и было столь жарким, что Мэтью и Гуд дружно попятились от стола. Возгорание дополнительных ингредиентов смеси сопровождалось мелкими вспышками и потрескиванием. Мэтью схватил сковороду и быстро перенес ее к очагу, чтобы продукты горения вытягивались в дымоход. Даже при малой порции смеси сковорода успела сильно нагреться и обожгла ему руку.

— Это зелье сварганил сам Дьявол? — озадаченно спросил Гуд.

— Нет, здесь похимичили люди, — сказал Мэтью. — Но цели у них, похоже, вполне дьявольские. Этот состав именуется «адским огнем», и у него долгая история применения в морских битвах. Греки начиняли им зажигательные бомбы и метали их катапультами[17].

— Греки?! Только адских греков нам тут еще не хватало! Ох… простите, сэр, вырвалось.

— Ничего, тебя можно понять. А с предназначением этого вещества все абсолютно ясно. Наш любитель гулять по болотам увлекается огненными спектаклями.

— Сэр?

— Этот джентльмен, — пояснил Мэтью, созерцая яркое пламя на сковороде, — любит смотреть на горящие здания. А с помощью данной смеси он запросто подожжет любое, даже очень мокрое дерево. Полагаю, он кистью размазывает ее по стенам и полу, а затем подносит огонек в нескольких ключевых местах — и никакие пожарные этот дом уже не спасут.

— То есть, по-вашему… — смысл сказанного начал доходить до Гуда, — он использует это для поджога домов?

— Вот именно. Его последней жертвой стала школа. — Мэтью переместил сковороду на остывшие угли в очаге. — Зачем он это делает, я не знаю. Но сам факт, что данное ведро было сделано в Чарльз-Тауне и доставлено сюда морем, уже намекает на какой-то заговор.

— Доставлено морем? — Гуд напряженно уставился на Мэтью. — Стало быть, вы знаете, кто этот человек?

— Знаю, но пока не готов назвать его имя. — Мэтью вернулся к столу, накрыл ведро и плотно придавил крышку. — У меня к тебе будет просьба. Ты не мог бы ненадолго оставить эту вещь у себя?

Гуд с опаской взглянул на ведро.

— А оно, часом, не взорвется?

— Нет, если его не поджечь. Просто держи его закрытым и подальше от огня. Можешь обернуть его тряпьем и обходись с ним так же бережно, как со своей скрипкой.

— Так-то оно так, сэр, — промолвил он неуверенно, — да только я не слыхивал, чтобы кто-нибудь взорвался от небрежной игры на скрипке.

Уже подойдя к двери, Мэтью предупредил:

— Никому об этом ни слова. Если кто спросит, я здесь никогда не был.

Гуд взял обе свечи, чтобы убрать их подальше от столь разрушительной силы.

— Да, сэр. И… вы ведь потом вернетесь и заберете это отсюда?

— Конечно. Думаю, оно понадобится мне уже скоро.

Но только после того, как выяснится, почему Эдвард Уинстон сжигает город, основанный его работодателем, мог бы добавить он.

Покинув жилище Гуда, Мэтью зашагал к особняку, который находился на сравнительно небольшом удалении от невольничьего квартала, притом что эти два мира были очень далеки друг от друга. Желательно было поскорее заснуть, ибо день обещал быть насыщенным. Однако он уже знал, что вряд ли сможет поспать в оставшиеся ночные часы, поскольку его мозг будет работать в полную силу, под разными углами рассматривая новые обстоятельства в попытке уяснить их сущность. Теперь он и думать забыл о скотолюбивых извращениях Сета Хэзелтона — намного более серьезной проблемой были преступные действия Эдварда Уинстона, который устраивал все эти поджоги, а затем преспокойно — наряду с Бидвеллом и остальными — объявлял их причиной совместные козни Рейчел и Дьявола.

Мэтью целенаправленно держал курс на вход в особняк, уже готовый звоном колокольчика поднять прислугу, если дверь окажется запертой, но как-то незаметно для себя самого отклонился на несколько градусов и снова вышел к берегу источника. Усевшись и подтянув колени к подбородку, он погрузился в созерцание гладкой поверхности воды, тогда как в голове его бушевала настоящая буря вопросов — о том, что было, и о том, что может случиться.

Потом захотелось прилечь, и он растянулся на траве, глядя на потоки звезд меж плывущими облаками. Его последняя осознанная мысль перед погружением в сон была о Рейчел за решеткой камеры — о Рейчел, чья жизнь зависела от его действий в немногие оставшиеся часы.

О Рейчел.

Глава двадцать пятая

Петушиный хор грянул, как победные фанфары. Мэтью открыл глаза навстречу рассвету. Небо над его головой было бледно-розовым, а по нему плыли белые облака с фиолетовой окантовкой. Он сел, вдыхая ароматный воздух первого по-настоящему майского утра.