Зов Лавкрафта

«Не знаю, как насчет всего мира, – подумала Грейс, – но в семье Келли было именно так». Пегги, старшая сестра Грейс, получала сполна родительской любви и всеобщее восхищение. Только Пегги была самая красивая, самая умная, ее ждало самое блестящее будущее – и на нее возлагались все родительские надежды. На втором месте был Джек, как сын и наследник, к тому же отличный спортсмен, на третьем – младшая сестра, Лизанна. Грейс же была в семье паршивой овцой. Это не ее ждал успех. Точно.

Именно поэтому успеха она больше всего и желала. И тогда ее будут любить. Обязательно. Только нужно обязательно достигнуть настоящего, стопроцентного успеха. Чтобы мама открыла глаза и увидела, какая Грейс хорошая. Что она достойна любви…

Грейс стала кинозвездой, но мать словно этого не заметила. Если они встречались, мать все время ставила сестру ей в пример. О боже. Она не замолкала. Грейс передернуло. Пегги то, Пегги се. Она такая чудесная. Отец был традиционно холоден к Грейс. Но он хотя бы не навязывал ей сестру в качестве недостижимого идеала. Грейс вздохнула, подняла ладонь и сдула мыльную пену с пальцев.

Мыльные хлопья разлетелись в воздухе, оставив легкий аромат Америки. Детства.

Мать же считала, что нынешний успех Грейс, ее роли, ее карьера – это полная ерунда. Досадные неприятности. Ведь успех мог быть только в судьбе Пегги! В крайнем случае, в судьбе младшей, Лизанны. Грейс же он достался по ошибке. Отдай, не твое.

Удивительно, но Грейс до сих удавалось чувствовать вину за это.

Ее жизнь в Риме вошла в определенную колею, установился некий распорядок. Дэвид Корнуэлл поселил Грейс в самом, по его мнению, тихом районе Рима. Там, в лабиринте узких улочек, было безопаснее. Недалеко от этого места был маленький семейный ресторан, который держала пожилая семейная пара. Часто по вечерам они лично обслуживали посетителей. Грейс вспомнила неторопливую шаркающую походку седовласой хозяйки. И как муж провожал ее взглядом… Им обоим было лет по семьдесят. Но они до сих пор любили друг друга. Это было видно.

Удивительно.

Но все же самым удивительным было забытое чувство свободы. Той свободы, что не было у нее со времен юности. Когда она только начала сниматься в кино, то могла выйти в город просто позавтракать. Без всякой охраны или темных очков. И никто ее не узнавал, не пытался взять автограф, не докучал просьбами. Разве что мужчины смотрели вслед и пытались флиртовать с красивой блондинкой.

Она не скучала по своей славе кинозвезды. О нет. Но порой сильно скучала по той суматошной жизни, по работе. По киношному безумию. По толстому смешному Хичу, что в перерывах между дублями приносил ей чай.

Сейчас она оказалась даже свободнее, чем в юности. Дочь была далеко – в безопасности, под присмотром британских аристократических родственников. Под охраной британской разведки и Службы безопасности Ее Величества. Грейс же была предоставлена сама себе.

Теперь у нее масса свободного времени. Сначала Грейс было трудно привыкнуть, что у нее больше нет жесткого расписания. Поэтому каждую свободную секунду она тратила на переживание, самобичевание, изобрела себе наказания и пыталась представить, что, если бы… Если бы она не ушла тогда из дворца, на встречу с Шоном… Если бы Стефания в момент взрыва и пожара была не у родственников, а в Монако… Даже представить страшно. Грейс поежилась. Если бы они с Шоном и Дэвидом не успели на ту яхту…

Ее муж был мертв. Британская разведка была в этом уверена практически на сто процентов. Может, как верная жена и княгиня Монако, она тоже должна была погибнуть вместе с ним?

Грейс представила лицо Ренье, мертвое, обгоревшие до черноты, со вздувшимися от жара глазами. Ее затошнило. Среди десятков трупов, обнаруженных после разбора в залах дворца, было трудно опознать отдельных людей. Многие тела обгорели до неузнаваемости. В кабинете ее мужа нашли подходящий по росту труп.

«Подходящий труп… О боже. Об этом я думаю?»

Иногда она просила у него прощения. Мысленно, конечно. В последнее время их отношения не отличались теплотой. Ренье как-то неуловимо изменился…

И дело не в изменах мужа. Нет. Тут было что-то другое.

«Неужели Ренье связался не с теми людьми?» – подумала она. Нет, конечно, нет. Ее муж был слишком благоразумен для этого…

Грейс вышла из ванной, накинув халат и обмотав волосы полотенцем. Увидела себя в зеркале и неожиданно засмеялась. Удивительно, но после всех переживаний и приключений она вдруг стала выглядеть на несколько лет моложе. Словно времена любимой ледяной блондинки Хичкока вернулись.

Только теперь ее волосы были цвета меди.

* * *

Грейс вышла из дома – прямо в июньскую жару. Рим в это время был заполнен туристами, особенно центр. Но на той маленькой улочке, где поселил ее Дэвид Корнуэлл, народу было немного. Хотя до центра было достаточно пройти пешком двадцать минут (так сказал Дэвид, сама она до сих пор не решалась на такую прогулку).

Задумавшись, Грейс сделала шаг вперед. Тут же раздался крик по-итальянски: осторожно!