Зов Ктулху

На это умышленное убийство, унесшее жизни отца, трех братьев и двух сестер, в селении смотрели сквозь пальцы, а служители закона отнеслись к делу с такой небрежностью, что виновный с почетом, под своим именем, не скрываясь, был препровожден в Виргинию, окруженный молвой о том, что он избавил страну от тяготевшего над ней с незапамятных времен проклятия. Я мог лишь догадываться, что послужило причиной столь ужасного деяния. Уолтеру де ла Поэру, несомненно, были известны все омерзительные легенды, окружавшие его семью, и они не способны были поколебать его. Стал ли он свидетелем какого-то чудовищного древнего ритуала или ему явилось некое пугающее откровение в обители или ее пределах? В Англии он слыл скромным и благонравным молодым человеком. В Виргинии его считали ни резким, ни ожесточенным, но изнуренным и полным тревоги. В дневнике одного путешествующего джентльмена, Фрэнсиса Харли из Бельвью, он приводился в пример как человек слова, честный и благородный.

Двадцать второго июля отмечено происшествием, на которое тогда почти не обратили внимания, но в связи с тем, что случилось позже, оно приобрело иное значение. Его можно было бы отмести как нелепость и забыть о нем, так как я жил в доме, где новым было все, за исключением стен, и меня окружали верные слуги, и придавать значение слухам со стороны было бы абсурдным.

Позже я припоминал, что мой старый черный кот, повадки которого мне очень хорошо известны, был чем-то чрезвычайно обеспокоен и вел себя необычно. Он в тревоге слонялся по комнатам и все принюхивался к готическим стенам. Понимаю, что звучит это тривиально, как обязательный элемент сюжета, в котором собака завывает в точности перед тем, как ее хозяину является привидение, но не упомянуть об этом не могу.

На следующий день слуга сообщил мне, что теперь беспокойны все кошки в доме. Он явился в мой кабинет, западную комнату на втором этаже, с высокими стенами, крестовыми сводами, отделанную черным дубом, с тройным готическим окном, смотревшим на известняковый обрыв и безлюдную долину; и пока он говорил, я видел, как Уголек крадется вдоль западной стены, царапая панели, под которыми стояли древние стены.

Я ответил ему, что от старой каменной кладки, должно быть, исходит какой-то запах, неуловимый для человеческого обоняния, но воспринимаемый чувствительным обонянием кошек даже сквозь новую панельную обшивку. Я был полностью в этом уверен и на предположение слуги о том, что там завелись мыши или крысы, ответил, что крыс здесь не бывало уже три сотни лет, и даже полевки из окрестностей не добрались бы до этих высоких стен. В тот день я пригласил капитана Норриса, и он уверял меня, что полевые мыши ни при каких обстоятельствах не наводнят приорат так быстро и внезапно.

С наступлением ночи я, как и всегда, отпустил слугу, уединившись в своей спальне, находившейся в западной башне и соединенной с кабинетом древней каменной лестницей и заново отстроенной небольшой галереей. Комната эта была круглой, с очень высокими потолками, на стенах не было обшивки, но их прикрывали гобелены, заказанные мной в Лондоне. Убедившись, что Уголек пришел ко мне, я затворил тяжелую готическую дверь, приготовился ко сну в свете электрических ламп, искусно имитировавших свечи, и, затушив их, растянулся под балдахином на четырехногой резной кровати, а почтенный кот занял свое привычное место у меня в ногах. Я не опускал штор и теперь смотрел в узкое окно напротив. Небо уже предвещало рассвет, и на его фоне приятно вырисовывался изящный узор оконной рамы.

Я, должно быть, уснул, так как помню, что видел странный сон, который прервал мой вскочивший кот. Я видел, как он стоит у меня в ногах, в слабом сиянии, наклонив голову и насторожившись. Он неотрывно глядел на стену чуть западнее окна, и сперва я не увидел там ничего особенного, но тоже принялся в нее вглядываться.

И чем дольше я смотрел, тем явственнее ощущал, что Уголек встревожился не напрасно. Шевелился ли гобелен на самом деле, я не знаю. Мне могло почудиться какое-то слабое движение. Могу поклясться, однако, что за тканью ясно слышалась крысиная или мышиная беготня. В следующий миг кот прыгнул, вцепившись в гобелен, и тот рухнул на пол под его весом, открыв сырую, старинную каменную стену, залатанную там и тут рабочими, и на ней не было ни следа грызунов.

Уголек носился вдоль стены, затем вцепился в гобелен, после пытался просунуть лапку в щель между дубовым полом и стеной. Ему не удалось ничего найти, и спустя некоторое время он устало улегся у меня в ногах. Я не сдвинулся с места и провел остаток ночи без сна.