Увидев ее снова, Клерфэ просто оторопел – настолько она переменилась. Он ей позвонил – на третий день после приезда в Париж – без особой охоты, хоть и с примесью любопытства, но скорее исполняя мелкую и тягостную повинность и намереваясь просто заглянуть на часок. А остался на весь вечер. И дело тут вовсе не в нарядах, это он сразу смекнул. На своем веку он повстречал немало женщин, умеющих одеваться со вкусом, а уж Лидия Морелли разбирается в дамских туалетах получше, чем любой служака-капрал в шагистике. Нет, дело в самой Лилиан, – переменилась именно она. Две недели назад он расстался с почти еще девочкой, озорным, кокетливым, чуть плутоватым созданием, а теперь вдруг этот подросток, внезапно преодолев таинственные возрастные границы юности, но сохранив все ее обаяние, смотрел на него с загадочной и непостижимой уверенностью молодой и необычайно красивой женщины. И он, твердо решивший с Лилиан порвать, теперь радовался последнему, чуть было не упущенному шансу ее удержать, вернуть. Вдали от нее он, похоже, преувеличивал, а может, просто придумал и внушил себе представление о налете провинциальности в ее облике, смутно ощущая в поведении девушки некий разлад между экстравагантностью манер и робостью повадки и видя в нем задатки истерички. Теперь от всего этого не осталось и следа. Перед ним было пламя, ровное и негасимое, и он знал, какая это редкость. Слишком много попадалось ему на пути тлеющих парафиновых огарков в дорогих серебряных канделябрах, слишком часто доводилось путать истинное пламя чувств с угаром юности, хоть и не чуждым пламени, только пламя это вскоре чахнет под колпачком обыденности и житейских расчетов, – но сейчас, он знал, перед ним нечто совсем иное. Как же он не разглядел этого раньше? И ведь чувствовал даже – а не распознал. Вот так же смотришь на форель, запущенную в слишком тесный аквариум – неловкая, беспомощная, она тычется во все стороны, вздымая муть со дна, вырывая с корнем водоросли. Но стоит отпустить ее обратно в реку, и она, не встречая преград из стали и стекла, не торкаясь в каменистое дно, безудержно резвится в своей стихии, наслаждаясь стремительностью рывков и по течению, и против, переливаясь и играя всеми цветами радуги, что крохотными шаровыми молниями посверкивают на ее серебристых чешуйках.
– Мой дядюшка Гастон собирается устроить ради меня небольшой прием, – сообщила Лилиан пару вечеров спустя.
– Вот как?
– Да. Хочет выдать меня замуж.
– Все еще?
– Сильнее, чем прежде! Боится, что я не только сама разорюсь, но и его разорю, если и дальше буду покупать платья.
Они сидели в кафе «Вефур». Как и в первый раз, им подали камбалу с жареным миндалем, а к ней молодое монтраше.
– После Рима ты что-то не слишком разговорчив, – заметила Лилиан.
– Вот как? – Клерфэ вскинул на нее глаза.
Лилиан усмехнулась:
– Или это из-за той женщины, что недавно вошла?
– Женщины? Какой женщины?
– Я должна показать пальцем?
Клерфэ и правда не видел, когда вошла Лидия Морелли. Он заметил ее только сейчас. «Вот черт, какая нелегкая ее принесла?» С сопровождавшим ее кавалером он знаком не был, хоть и знал, что это некий Джонсон, известный богач. Значит, как только он ей сегодня утром сообщил, что вечером они увидеться не смогут, Лидия и впрямь времени даром не теряла. Он, кстати, тут же сообразил, как она догадалась, где его искать, – вспомнил, что год назад они частенько здесь бывали. «Вот и показывай после этого свои любимые рестораны», – с досадой подумал он.
– Ты ее знаешь?
– Как и многих других. Не больше и не меньше.
Он видел: Лидия вовсю рассматривает Лилиан и уже с точностью до сотни франков установила, что на ней надето, где куплено и почем. Он был уверен, что она даже туфли успела оценить, пусть если их под столом не разглядеть. Что-что, а по этой части Лидия просто ясновидящая. Будь его воля, знай он заранее – ни за что бы этой встречи не допустил, но теперь, раз уж она случилась, решил воспользоваться. Игра на простейших эмоциях – иной раз самое верное средство. Соперничество – одна из таких эмоций. Что ж, если Лилиан приревнует, тем лучше.
– Она отлично одета, – похвалила Лилиан.
Он кивнул:
– Да, она этим славится.
Теперь он ждал замечания насчет возраста Лидии. Той было сорок, днем она выглядела на тридцать, а вечером, при выгодном освещении, на двадцать пять. В заведениях, куда ходила Лидия, освещение всегда было только выгодное. Замечания о возрасте не последовало.
– Она красивая, – заметила Лилиан. – У тебя был с ней роман?
– Нет, не было, – ответил Клерфэ.
– Ну и зря. Даже глупо с твоей стороны.
– Это почему? – Он смотрел на нее озадаченно.
– Но она же такая красивая! Откуда она?
– Итальянка.
– Из Рима?
– Да, – ответил он. – Из Рима. Почему ты спрашиваешь? Или ревнуешь?
Лилиан спокойно поставила на стол рюмку с золотистым шартрезом.
– Бедняга Клерфэ, – проговорила она. – Нет, я не ревную. На ревность у меня нет времени.