Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

– Я имею в виду – в Париже.

Он смотрел на нее в упор. Она улыбалась.

– Я совсем не могу быть одна. А теперь отвези меня в гостиницу. Я устала.

– Хорошо.

Миновав Лувр и Консьержерию, Клерфэ свернул на мост бульвара Сан-Мишель. Все в нем клокотало от бессильной ярости. Будь его воля – избил бы, да рука не поднимется: Лилиан всего лишь призналась в том же, в чем он прежде признался ей, а в правдивости ее слов он ни секунды не сомневался. Единственное, чего он желал – завоевать ее снова. Почему-то именно на этой девчонке для него вдруг свет клином сошелся. И он не знает, как быть, но что-то делать надо срочно: нельзя просто так дать ей уйти, исчезнуть в дверях гостиницы, ее тогда уже не вернуть, это последний шанс, нужно какое-то волшебное слово, чтобы ее удержать, иначе она вот сейчас выйдет из машины, поцелует его со все той же отрешенной улыбкой и навсегда исчезнет в гостиничном подъезде, пропахшем рыбным супом и чесноком, минует стойку, за которой, припася на перекус бутылочку дешевого винца и кусок лионской колбасы, прикорнул ночной портье, взойдет по щербатой лестнице, и последнее, что останется ему от нее на память – это мерцание ее стройных, упругих щиколоток, легко и твердо одолевающих ступеньку за ступенькой в сумраке узкой гостиничной прихожей, а наверху, уже у себя в номере, она вдруг ощутит, как сквозь золотистую ткань ее болеро прорастают два крыла, и она выпорхнет в окно, запросто и стремительно, и полетит, но не в сторону Сант-Шапель, о которой она ему рассказывала, а, пожалуй, на какой-нибудь особо элегантной метле, то ли от Баленсиаги, то ли от Диора, прямиком на шабаш Вальпургиевой ночи, где за ней будут ухлестывать черти, все как один во фраках, все как один рекордсмены всех мыслимых и немыслимых скоростей, готовые хоть на шести языках рассуждать обо всем на свете от Платона до Хайдеггера, а вдобавок еще виртуозы-пианисты и поэты, не считая чемпионов мира по боксу.

Ночной портье проснулся и зевнул.

– У вас ключи от кухни есть? – спросил Клерфэ.

– Конечно, сударь. Минеральная? Шампанское? Пиво?

– Принесите из холодильника баночку икры.

– Вот этого не могу. Ключи от холодильника у хозяйки.

– Тогда сбегайте на угол в ресторан «Лаперуз». Принесите икры оттуда. Там еще открыто. Мы подождем здесь. Я вас пока что подменю.

Он достал из кармана деньги.

– Я не хочу икры, – сказала Лилиан.

– А чего бы ты хотела?

Она явно колебалась.

– Клерфэ, – вымолвила она наконец. – В такое время ко мне здесь еще никто не приходил. Ведь ты это хотел выяснить?

– Что правда, то правда, – вмешался портье. – Мадам все время возвращается одна. Ce n’est pas normal, monsieur8. Так вам шампанского? У нас еще остался Дом Периньон тридцать четвертого года.

– Тащите его сюда, бесценный вы мой! – воскликнул Клерфэ. – Что есть из еды?

– А можно мне вот этой колбасы? – Лилиан кивнула на стойку.

– Берите мою, мадам. На кухне есть еще.

– Принесите с кухни, – распорядился Клерфэ. – И черного хлеба, и сыра, бри.

– И бутылку пива, – добавила Лилиан.

– А шампанского не надо, мадам? – Лицо паренька как-то сразу потускнело: плакали его комиссионные.

– «Дом Периньон» все равно несите. В крайнем случае, один выпью. Хочу кое-что отметить.

– Это что же?

– Прорыв чувств. – Клерфэ уже усаживался за стойкой. – Идите. Я вас подменю.

– Ты и это умеешь? – спросила Лилиан.

– Конечно. В войну научился.

Она облокотилась на стойку.

– Ты многому научился в войну, верно?

– Почти всему. Живешь-то почти всегда как на войне.

Клерфэ успел записать заказ – бутылку минеральной – и просьбу постояльца разбудить его завтра в шесть утра. Еще одному, весьма изумленному лысому господину он выдал ключи от номера двенадцать, двум англичанкам – от номеров двадцать четыре и двадцать пять. Тут с улицы ввалился изрядно подвыпивший гуляка, пожелавший выяснить, свободна ли Лилиан и сколько она стоит.

– Тысячу долларов, – невозмутимо сообщил Клерфэ.

– Да столько ни одна баба не стоит, болван! – возмутился знаток и сгинул во мраке под тихий плеск набережной.

Портье вернулся с бутылками и снедью, заявив, что в любую секунду готов сбегать в «Лаперуз» или «Тур д’Аржан», если что потребуется. У него и велосипед есть.

– Это завтра, – сказал Клерфэ. – У вас свободная комната найдется?

Паренек посмотрел на него как на сумасшедшего.

– Но у мадам есть комната.

– Мадам замужем. Причем за мной, – пояснил Клерфэ, окончательно приведя портье в замешательство: зачем тогда Дом Периньон заказывали?

– Номер шесть у нас свободен, – сообщил он. – Это как раз рядом с мадам.

– Хорошо. Отнесите все туда.

Принеся в номер заказ и наметанным взглядом оценив чаевые, портье заявил, что готов к услугам всю ночь и может на велосипеде выполнить любое поручение. Клерфэ начеркал для него список покупок, необходимых к утру – зубную щетку, мыло, еще пару мелочей – и попросил положить все это у двери. Паренек пообещал непременно все исполнить и ушел, но вскоре явился снова, – принес лед для шампанского, – а уж после исчез окончательно.

– Мне казалось, вот оставлю тебя этим вечером одну – и никогда больше не увижу, – признался Клерфэ.