Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Она достала из сумочки купюру. Глаза старичка заметно оживились. Вот оно, его чудо, подумала Лилиан, и не ей его упрекать, – для него это и хлеб, и вино, и жизнь, и, наверно, само счастье. Она вышла в тусклую серость двора. Неужели чудеса и вправду надоедают, думала она, неужели к ним можно привыкнуть? Как привыкают люди здесь, внизу, к самому понятию жизнь, которое для них нечто само собой разумеющееся и вместо благодатного сияния чуда становится всего лишь будничным светом повседневности.

Она огляделась. Равнодушное солнце ярким золотом заливало крышу соседней тюрьмы, заливало теми же лучами, что творят в часовне таинство великого светозарного торжества. По двору прохаживались полицейские, протарахтел фургон с арестантами, выглядывающими в зарешеченные оконца. Светоносное чудо свершалось в плену у тоскливых казенных зданий, где правят полиция и юстиция, в цитадели правопорядка, где среди канцелярских шкафов, уголовных дел, преступлений, убийств, судебных тяжб, зависти и злобы бледной, запуганной тенью витает призрак, именуемый у людей справедливостью. Насмешка судьбы была слишком очевидна – но Лилиан усомнилась, нет ли и тут более глубокого смысла: быть может, чтобы чудо оставалось чудом, именно так и нужно? И вдруг подумала о Клерфэ. И улыбнулась. Вот теперь она готова. Со дня его отъезда от него не было ни слуху ни духу. Ее это не удручало – она ведь и не ждала ничего. Он не был ей нужен. Но, оказывается, приятно знать, что он есть на свете.

В Риме Клерфэ дни напролет проводил в конторах, в кафе и мастерских. По вечерам встречался с Лидией Морелли. О Лилиан поначалу вспоминал часто, потом надолго забыл. Да, было в ней что-то трогательное, нечто такое, что прежде ему в женщинах почти не встречалось. Она напоминала красивого, забавного щеночка, который еще ни в чем не знает меры. Ничего, еще научится, думал он. Покамест ей не терпится наверстать все, что, как ей мнится, она упустила. Скоро поймет, что наверстывать было нечего. Пообвыкнет и сделается как все – примерно такой же, как Лидия Морелли, но, надо полагать, не настолько уж безупречно искушенной. Нет у нее ни скептического ума Лидии, ни ее мертвой женской хватки. Лилиан, пожалуй, идеально подойдет мужчине с сентиментальной жилкой, поэту в душе, который сможет уделять ей много времени, так он решил – а ему точно нет. Ей стоило с Волковым остаться. Тот, похоже, только ею одной и жил, ну и, понятное дело, не удержал, так уж водится, вечная история. Клерфэ к совсем другой жизни приучен. И ни во что не намерен углубляться всерьез. Лидия Морелли для него самый подходящий вариант. А Лилиан – это так, очаровательное отпускное приключение. Для Парижа она слишком провинциальна, неопытна, да вдобавок еще и с непомерными запросами.

Решив так, он вздохнул с облегчением. В Париже он, конечно, позвонит Лилиан, чтобы встретиться еще разок и все ей объяснить. Может, правда, и объяснять ничего не понадобится? Да конечно же, объяснять нечего. Она наверняка сама уже все себе объяснила. Тогда почему он хочет с ней увидеться? Он не стал ломать над этим голову. С какой стати? Между ними считай что почти ничего и не было. Подписав свой контракт, он еще два дня пробыл в Риме. Лидия Морелли отправлялась в Париж в тот же день, что и он. Он поехал на «Джузеппе». Лидия предпочла поезд. Она ненавидела путешествовать на машине, а тем более самолетом.

10