– О да, дядюшка Гастон. В санатории я на всю жизнь наелась овсянки и отварной курятины во всех видах, включая превосходные альпийские. С меня довольно! К стейку закажи, пожалуйста, бутылку шато лафит. Или, может, тебе оно не по вкусу?
– Оно мне не по карману. Я изрядно обеднел, моя дорогая Лилиан.
– Я знаю. Тем увлекательнее за твой счет пить и есть.
– То есть как?
– В каждом глотке – капля твоей крови, каждый кусок прямо у тебя от сердца отрываешь.
– Тьфу, гадость! – сказал вдруг дядюшка совершенно нормальным голосом. – Что за сравнения! Под такое вино! Лучше поговорим о чем-нибудь другом. Можно попробовать твоих морских ежей?
Лилиан протянула ему тарелку. Дядюшка мгновенно проглотил три штуки. Заказать что-то из еды все еще было выше его сил, однако вино он пил очень даже бодро. Раз уж оплачено, грех не попользоваться.
– Дитя мое, – вздохнул он, когда бутылка опустела. – Как же летит время! Ведь я тебя помню, когда ты…
Лилиан ощутила острый укол в груди.
– Лучше не будем об этом, дядюшка Гастон. Ты мне одно объясни: с какой стати меня Лилиан назвали? Ненавижу это имя.
– Это все твой отец.
– Но почему?
– Хочешь ликера к кофе? Или коньяку? А шартреза тоже нет? Тогда арманьяк? Ага, так я и думал! – Дядюшка оттаивал на глазах. – Хорошо, значит, два арманьяка. Так вот, твой отец…
– Что?
Сморщенное веко старика, как у попугая, вдруг закрылось – это он подмигнул.
– В молодые годы он несколько месяцев прожил в Нью-Йорке. Один. И именно он настоял, чтобы тебя назвали Лилиан. Матери твоей было все равно. А уж потом я краем уха слышал, что у него в Нью-Йорке был… словом, вроде бы весьма страстный роман. С некоей дамой по имени Лилиан. Прости, но ты сама спросила…
– Слава богу! – вырвалось у Лилиан. – А то я уж думала, что мамочка из какой-нибудь книжки это имя вычитала. Она же все время читала.
Старый попугай кивнул.
– Верно, читала. В отличие от твоего отца. Ну а ты, Лили? Ты что, и правда намерена, – он осмотрелся, – вот так жить? Тебе не кажется, что ты делаешь ошибку?
– Я как раз хотела то же самое спросить у тебя. После вина ты даже стал похож на человека.
Гастон пригубил арманьяк.
– Я устрою ради тебя небольшой прием.
– Да, ты однажды уже грозился.
– Так ты придешь?
– Если только на коктейль или на чашку чая – не приду.
– Да нет, на обед. У меня еще осталось в запасе несколько бутылок вина, правда, всего несколько, однако не хуже этого.
– Хорошо.
– Ты стала настоящей красавицей, Лили. Но с норовом! Ох, с норовом! Твой отец таким не был.
«С норовом, – думала Лилиан. – Что он имеет в виду? И такой ли уж у меня норов? Или просто нет времени на сладкую ложь, когда нелицеприятную правду прячут в конфетное золотце хороших манер да еще именуют это тактом».
Из ее окна хорошо был виден острый шпиль часовни Сант-Шапель. Его игла над серыми стенами Консьержерии, казалось, пронзает небо. Она вспомнила, как когда-то, в прежние времена, туда ходила. И в первый же солнечный день отправилась в часовню.