Жизнь взаймы

Дверь в ванную и окно в ней были открыты, и Клерфэ смог рассмотреть клетку с канарейкой, висевшей в окне дома напротив. В глубине комнаты за столом сидела женщина с пышной грудью и пшеничного цвета волосами, и насколько Клерфэ мог разглядеть, он ела, но это уже был не завтрак, а обед, сопровождавшийся бутылкой бургундского, уже наполовину опустошенной.

Он нащупал свои часы и убедился, что не ошибся. Было двенадцать часов. Уже несколько месяцев он не спал так долго и вдруг почувствовал, что сильно проголодался. Он осторожно приоткрыл дверь. На пороге лежал пакет с вещами, которые он заказал вечером. Портье сдержал слово. Клерфэ открыл пакет, включил воду, вымылся и затем оделся. Канарейка всё ещё продолжала петь. Полная блондинка ела теперь яблочный штрудель и пила кофе. Клерфэ перешел к другому окну, выходившему на набережную. Улица была наполнена шумом и грохотом проезжавших машин. Лотки букинистов уже давно были открыты, а мимо, поблескивая на солнце, проплывал буксир, на палубе которого заливался лаем маленький шпиц. Клерфэ выглянул наружу и в соседнем окне увидел Лилиан. Она тоже высунулась из окна, была вся какая-то собранная и внимательная, и не замечая его взгляда, плавно спускала на веревке небольшую плоскую корзинку. Внизу прямо у входа в ресторан расположился продавец устриц со своим ящиком. Эта процедура была ему, видимо, давно знакома. Когда корзинка оказалась перед ним, он положил туда на дно влажные водоросли и взглянул наверх.

— Вам мареннских или белонских? Я бы рекомендовал сегодня белон, они лучше.

— Тогда… шесть штук белонов, — ответила Лилиан продавцу.

— Двенадцать, — добавил от себя Клерфэ.

Лилиан обернулась и рассмеялась. — Ты завтракать собираешься?

— Вот это и будет мой завтрак! А вместо апельсинового сока будем пить легкое белое пульи.

— Так вам двенадцать? — спросил торговец устрицами.

— Восемнадцать, — ответила Лилиан и добавила, обращаясь к Клерфэ, — Заходи и захвати вино.

Клерфэ принес бутылку пульи и бокалы из ресторана. Он прихватил ещё хлеб, масло и кусок хорошо вызревшего сыра пон-левек. — И часто ты так завтракаешь? — спросил он.

— Почти каждый день. — Лилиан кивнула на письмо. — Послезавтра дядя Гастон устраивает ради меня званый обед. Если хочешь, он пригласит и тебя.

— Не хочу!

— Ну и ладно. Твой приход противоречил бы цели обеда, дядя ведь хочет найти мне богатого мужа. А, может быть, ты богач?

— Бываю богатым, но только всего пару недель в году. А ты вышла бы замуж за настоящего богача?

— Налей мне лучше вина, — ответила она. — И не задавай дурацких вопросов.

— Думаю, ты на всё способна.

— И с каких это пор у тебя такие мысли?

— Я долго думал о тебе, хотел разобраться.

— И когда же?

— Во сне. Твои поступки невозможно предугадать заранее. Ты вся действуешь по другим законам, не по тем, которые мне известны.

— Ну, что ж, — сказала Лилиан. — Это не вредно. А чем мы займемся сегодня?

— Сегодня в обед я возьму тебя с собой в отель «Риц». Там я усажу тебя в вестибюле на пятнадцать минут в темном уголке, ты полистаешь журналы, а я в это время подымусь к себе в номер и переоденусь. Потом мы пообедаем, поужинаем, снова пообедаем и ещё раз поужинаем, потом опять пообедаем — так мы будем саботировать званый обед твоего дядюшки Гастона.

Лилиан ничего не ответила и молча смотрела в окно. — Если хочешь, я могу пойти с тобой в Сент-Шапель, — сказал Клерфэ. — Или в Нотр-Дам, а можем даже и в какой-нибудь музей. Я пойду с тобой, с такой смесью синего чулка и греческой гетеры времен упадка, которую судьба забросила в Византию. А можно подняться на Эйфелеву башню или покататься на речном трамвайчике.

— По Сене я уже каталась. Тогда у меня был шанс стать любовницей мясника и получить от него даже трехкомнатную квартиру.

— А как насчет Эйфелевой башни, сходим?

— Вот туда я пойду с тобой, мой любимый!

— Я был уверен. Ты счастлива?

— А что это такое — счастье?

— Ты до сих пор не знаешь? Да и кто, в самом деле, знает? Может быть это, как танец на кончике иглы.

* * *

Лилиан вернулась со званого обеда у дяди Гастона. К гостинице её подвез виконт де Пэстр на собственной машине. Этот обед с прекрасной едой оставил у неё впечатление самой ужасной скуки. Там было несколько женщин и шестеро мужчин. Женщины выпустили свои иглы, словно ежи, и излучали одну лишь любопытствующую неприязнь. Из мужчин четверо были холостяками, все — богатые, двое — молодые, а виконт де Пэстр был самым старшим по возрасту и самым богатым из них.

— Почему вы живете на левом берегу? — поинтересовался он. — По причине романтических увлечений?

— Выбор был случайный. Это самая веская причина из всех известных мне.

— Вам надо бы жить на Вандомской площади.

— Просто удивительно, — ответила Лилиан, — сколько людей знают лучше меня самой, где мне надо жить!

— У меня есть квартира на Вандомской площади, которой я никогда не пользуюсь. Это что-то вроде мастерской художника в современном духе и с соответствующей обстановкой.

— Вы собираетесь сдать её мне?

— А почему бы и нет?

— И во что мне это обойдется?