Жизнь взаймы

Клерфэ почувствовал настоящее облегчение, приняв такое решение. Он позвонит Лилиан в Париже, встретится с ней в последний раз и объяснит ей всё. А, может быть, и объяснять ничего не надо будет. Конечно — ничего! Она уже давно сама себе всё объяснила, можно не сомневаться. Тогда почему это вдруг ему захотелось ещё раз встретиться с ней? Над этим вопросом он не долго ломал голову. А почему бы не встретиться? Ведь между нами почти ничего не было!

Клерфэ подписал свой контракт и остался в Риме ещё на два дня. Потом он отправился в Париж. В тот же день Лидия Морелли последовала за ним. Он ехал на своем «Джузеппе». Лидия предпочла поезд; она терпеть не могла ездить на машинах и летать на самолетах.

Глава 10

Лилиан всегда ощущала страх перед надвигающейся ночью. В её сознании ночь была связана с удушьем, казалась ей руками, тянувшимися из тьмы к горлу и душившими её, и с ужасным, невыносимым чувством одиночества смерти. В санатории Лилина месяцами не выключала по ночам свет в своей комнате, чтобы уйти от пронзительной ясности снежных ночей в свете полной луны и уныния блеклых, безлунных ночей с серым снегом, который был самым бесцветным из того, что есть в этом мире. В Париже ночи были милосердней. За окном текла река, стоял собор Нотр-Дам, время от времени какой-нибудь подвыпивший проходил мимо, шаркая ногами по мостовой, или по улице с шумом проносилась машина. Когда из салона мод прислали первые платья, Лилиан не стала вешать их в шкаф. Она развесила их по всей комнате. Одно платье, сшитое из бархата, висело над кроватью, вплотную к нему — другое, серебристое, так что Лилиан могла достать их, с испугом вскакивая по утрам со сна, охваченная старыми кошмарами, совсем одна, и в её горле застревал крик, когда она падала из одной бесконечной тьмы в другую, такую же бесконечную тьму — тогда она могла протянуть руку и дотронуться до своих платьев, становившиеся для неё серебряным и бархатным канатами, за которые она могла ухватиться и выбраться из беспричинного ужаса назад, под защиту своих стен, в своё время, к своим друзьям и любимым, в свое пространство и в свою жизнь. Тогда она гладила платья своими руками, осязала материю, вставала и начинала ходить по комнате, часто обнаженная, и платья окружали её словно друзья, свисая на плечиках со стен, с дверей шкафа, а на комоде, выстроившись в ряд, стояли её золотистые, темно-коричневые и черные туфли на тонких, высоких каблуках, будто их оставило здесь воинство не в меру элегантных ангелов, сошедших с картин Боттичелли, и ненадолго слетевшихся на поклонение часовне Сент-Шапель, с тем чтобы в предрассветной мгле улететь обратно. «Только женщина способна понять, — подумала она, — сколько утешения может крыться в одном ничто, которое называется шляпкой». По ночам она могла бродить по комнате среди своих вещей, рассматривала парчу в лунном свете, надевала маленькую шляпку или примеряла туфли, а иногда и платья, в бледном ночном свете она могла встать перед зеркалом и пытливо рассматривать мерцающее бледное отражение своего лица, плеч, вдруг они стали впалыми, и груди, вдруг они стали дряблыми, ног, вдруг они стали кривыми и бедра похудели». «Пока нет, — подумала она, — ещё нет!» — и продолжала безмолвную, таинственную игру: новая пара туфелек, а ещё шляпка, которая неизвестно как держалась на голове, потом парочка немногих её драгоценностей, выглядевших ночью, будто они обладали колдовскими чарами, и снова отражение в зеркале, которое отвечало улыбкой на улыбку, вопросом на вопрос и взглядом на взгляд, словно ему было ведомо больше, чем ей самой.

* * *

Встретившись снова с Лилиан, Клерфэ с изумлением смотрел на неё — так она изменилась. Он позвонил ей лишь на третий день после приезда в Париж, как бы выполняя некую досадную обязанность, правда, с привкусом любопытства, и надеялся побыть у неё не больше часа. Но провёл у неё весь вечер. Виной тому были не только платья, это он сразу сообразил. Клерфэ повидал достаточно много прекрасно одевавшихся женщин, и уж Лидия Морелли в нарядах разбиралась получше, чем любой сержант в строевой подготовке. Перед ним была Лилиан, изменившая саму себя. Ему казалось, что всего несколько недель назад он расстался с девочкой-подростком, с «чем-то» чуточку неуклюжим и ещё не сформировавшимся, а тут неожиданно увидел «кого-то», кто как раз перешел мистическую грань юности и ещё обладал её очарованием, но, тем не менее, уже излучал магическую уверенность красивой, молодой женщины. Когда-то он хотел расстаться с Лилиан, а сейчас был рад использовать запоздалый шанс, чтобы удержать её.